Естественно, что при одновременно происходящих противоречивых процессах развития психологических категорий — прежде всего деятельности — как в направлении их объективации (как это происходило в социальной, в инженерной и других прикладных областях психологии), так и в направлении их психологизации, сближавшей или даже отождествлявшей их с самой личностью, «размещение» и соотнесение личности с деятельностью в контексте по-новому понимаемого жизненного пути оказалось чрезвычайно трудной задачей.

Так, например, категоризация деятельности через наиболее ярко выраженные ее виды в концепции Б.Г. Ананьева, «разместившего» виды деятельности, наряду с познанием и общением, в качестве структур жизненного пути, придало ей статус более объективированный (занятия, профессия, труд, игра и т.д.), хотя и не сняло тезиса о развитии личности через эти виды, через участие в них. Такая интерпретация позволила поставить проблему, как личность соотносится с деятельностью, которая, в свою очередь, занимает объективно различное место в ее жизни (труд, занятия, профессия и т.д.). Такая объективация понятия деятельности (иногда граничащая с социализацией) и одновременно — на другом полюсе — его психологизация потребовали привлечения нового понятия, которое раскрыло бы отношение личности и деятельности. Таковым и явилось понятие активности. Оно связало изучение личности, ее качества структуры с тем процессом, в котором практически происходит ее изменение и развитие, т.е. с жизненным путем. Понятие активности дало возможность рассмотреть, как личность объективирует себя в деятельности, общении, познании и Жизненном пути в целом, выявить способ ее самовыражения. В психологической литературе велись дискуссии о том, следует ли понимать активность как нормативное или сверхнормативное образование, как общественную направленность или способ удовлетворения потребностей и т.д. Однако при этом практически не учитывались такие личностные характеристики активности, как притязания, способности, удовлетворенность.