(По В. Астафьеву)

На плотах

Грузные тучи медленно ползут над сонной рекой;кажется, что они спускаются все ниже и ниже; кажется, что вдали их серые лохмотья коснулись поверхности быстрых и мутных весенних волн, и там, где они коснулись воды, встала до небес непроницаемая стена облаков, заградившая собою течение реки и путь плотам.

И волны, безуспешно подмывая эту стену, бьются о нее с тихим, жалобным рокотом, бьются и, отброшенные ею, разбегаются вправо, влево, где лежит сырая тьма весенней ночи.

Берегов не видать: их скрыла ночь и оттолкнули куда-то широкие волны разлива.

Река точно море. Небо над нею окутано облаками. Плоты скользят по воде быстро и бесшумно, а навстречу им из тьмы выдвигается пароход, выбрасывая из трубы веселую толпу искр и глухо ударяя по воде плицами колес...

У одного из передних весел стоял Силан Петров, в красной рубахе с расстегнутым воротом, обнажившим его могучую щею и прочную, как наковальня, грудь. Шапка сивых волос нависла ему на лоб, и из-под нее усмехались горячие, карие глаза. По локоть засученные рукава рубахи обнажали жилистые руки, крепко державшие весло, и, немного подавшись корпусом вперед, он напряженно вглядывался в даль, что-то высматривая во тьме.

Марья стояла в трех шагах от него, к течению боком,и с улыбкой поглядывала на широкогрудую фигуру милого. Оба молчали, занятые наблюдением: он — за далью, она за игрой его живого бородатого лица.

Блеснули лучи весеннего солнца и заиграли на воде золотом и радугой. Дунул ветер, все дрогнуло, ожило и засмеялось. Голубое небо между туч тоже улыбалось раскрашенной солнцем воде. А тучи остались уже сзади плотов.

Впереди плотов сияло чистое, ясное небо, и солнце,еще холодное по-утреннему, но яркое по-весеннему,важно и красиво всходило все выше в голубую пустыню неба из пурпурно-золотых волн реки.

(По М. Горькому)