Община - это место общения

В общем, граница между родителями и друзьями довольно условная; первые могут легко превращаться во вторых и всегда сохраняется вероятность обратного движения. Среди друзей я настойчиво искала примеры героизма и служения, но все считали себя нехарактерным примером и стыдливо почти утверждали, что они лично наверняка получают от общины больше, чем дают. Разве можно заслужить столько любви? Новые друзья попадают в общину почти всегда одинаково: старые друзья позвали посмотреть. Пришли раз - не захотели уходить. Здесь невозможно оказаться неуспешным, не надо рваться, выделываться, достаточно просто быть - и это всех искренне обрадует. Однажды меня спросили подозрительно: вы любите инвалидов? Я тода ответила, что вопрос дурацкий, а инвалиды все разные - как можно любить весь список? Веросветская девушка сказала проще, но лучше: "Я люблю людей". И две женщины, которых привело сюда личное горе, и новообращенный православный, боящиися ошибиться в выборе призвания, и даже те, чьими помыслами община создавалась, не берутся определить словами, что так насыщает духовную и эмоциональную атмосферу. Но говорят, что всякий веросветский спектакль или литургия каждый раз не только заново встряхивает душу, но и возвращает ее на место правильно упорядоченной и умиротворенной. Это все, я думаю, следствие того, что в общине просто создается система взаимоотношений людей, параллельная общепринятой. Помните, герой известного фильма брал трубу и, приставляя ее к уху, слушал собеседника? Труба общения. Так и в "Вере и Свете" остаются люди, готовые прилагать усилия к тому, чтобы услышать другого. Когда люди вместе молчат, когда они открывают друг другу душу и не боятся потом встретиться глазами, когда в тишине по кругу передается свеча и характерно тонкий голос говорит простые слова: "Спасибо, Господи, за сегодняшний вечер и за то, что у меня есть такие друзья!" - это общение через сердце.

Делай,как я?

В общине выросли и продолжают расти дети-друзья. Замечательные, надо сказать. Большинство попали сюда по воле родителей (бывает, друзья специально приходят в общину, чтобы их дети практиковались в христианской любви к ближнему - в самом чистом виде). Некоторые, как шестнадцатилетний парень из Сибири, который два года ездит за 120 километров во взрослый психоневрологический интернат, - при самом активном сопротивлении родителей. Я могу их понять. Сама я впервые попала в такую лечебницу в десять лет, когда дворового приятеля, с детства чудного, отправили на лето "в заведение". Все посещения конечно же были запрещены, но мы, что столь же очевидно, пробрались внутрь. Теперь тот ужас поблек, но не забылся. Там было беспросветно страшно, были буйные, привязанные к кровати, и уже тихие, лежащие пластом и стонущие в голос или бродящие, почему-то с мисками; некоторые для упрощения были голые от пояса и ниже. Из за принесенных нами конфет началась отвратительная драка. "Неужели тебе не страшно ездить в интернат?" - спросила я этого старающегося казаться взрослым юношу, готовящего себя к священничеству. "Иногда, правда, трудно бывает, они же все совсем взрослые, - честно признался он. - Тогда наши помогают, кто давно ездит. Но обычно все здорово, нас ждут, радуются. Мне хорошо с ними дружить". Своей волей предложить ребенку в друзья умственно отсталого человека - это подвергнуть его представления о норме и разумности общественного устройства значительному пересмотру. Я думаю, родители делают это не потому только, что мало где еще можно научить ребенка добру в таком немучительном виде, с такой отдачей. (И то сказать, тех, кого умственно отсталые любят, - они любят всем сердцем). Просто кому довелось хотя бы раз пережить общение с собственным ребенком на равных, как с другом в кругу других общих друзей, не чувствуя груза ответственности за то, чтобы он "вел себя по-человечески", - тот от такого удовольствия добровольно не откажется. Многие дети пускают в общине корни и превращаются в самых действенных лиц, некоторые уходят, кто-то появляется периодически. У подростков есть особые потребности: они одновременно ищут свое "я", друзей, предназначение и профессию. В "Вере и Свете" у них есть отличный шанс найти все это одновременно в атмосфере спокойствия, праздника, полного приятия, да еще с уверенностью, что ты делаешь безусловно благое дело. Когда общество списало умственно отсталых за бесперспективностью, оно тем самым исказило собственную систему координат. Слабость перестала быть не только точкой отсчета, но даже вариантом нормы; а поскольку сильных и успешных всегда мало, то просто увеличилось число несчастных людей. Из нашей новейшей истории мы знаем, что всякое аутсайдерство - ужасающая бедность, болезнь, безысходность, невозможность реализовать себя, - оборачивается агрессивностью и нетерпимостью, а также глупостью и покорностью. Когда неуспешных много, именно эти чувства определяют атмосферу, которой дышим мы и наши дети. Вряд ли сами слабые, в том числе рассудком, скажут: "Без меня народ неполный". Но мы-то знаем, что вернуть их в общество и попробовать жить одним миром - проверенный путь усмирить его воинственный xарактер. Нужно решать эту задачу общественно-политическими методами: чтобы в Москве было не два интегративных садика, а много; чтобы все обычные школы принимали детей с ограниченными возможностями, сами возили их на специальном автобусе и создавали для них подходящую среду; чтобы, наконец, действовали мастерские, а не желающие воевать мальчики в рамках альтернативной службы пришли в такие семьи и немного облегчили жизнь родителей. Но полезно видеть, что добро можно сеять, просто в порядке личной инициативы отдавая себя этому полностью. Ибо доброе дело остается добрым абсолютно при всех властях.