А пока «хороший человек» походил на юлу, которую раскручивал в детстве. Когда я с ним занималась, у меня буквально рябило в глазах: столько раз он успевал почесаться, наклониться, повернуться, что-то поднять и бросить, покатать машинку. И все это резко, быстро. Добавьте еще к этой характеристике его очень громкий голос.

Лет до 10-12 мы ни разу спокойно не посидели за столом. Мало того, что он каждую секунду что-то спрашивал или рассказывал и приходилось напрягаться, чтобы понять и ответить,— ни один завтрак или обед не обошелся без опрокинутой посуды. Наказывать? Но сделал-то не умышленно.

Когда я поручала ему помыть посуду (нужно ведь научить), то мысленно прощалась с тарелками и чашками.

Как-то он гостил у моей сестры. За вечер испортил два электроприбора (включил не туда, куда нужно), а будильник зазвенел у них в 3 часа ночи: мальчик заботливо завел его. О его проделках я, обычно, узнавала через некоторое время, например, за столом в день рождения, когда вспоминают все «смешное».

Каждое новое слово, предложение, какая-нибудь творческая мазня воспринимались нами как праздник. Сын увлекался комиксами (тем, где много нарисовано, но мало написано). Бывало, сделает очередную шалость (больше подходит гадость) и выдаст какой-нибудь комментарий из комикса. И запомнил же наизусть такую фразу, а главное — к месту сказано. Я его в этот момент расцеловать готова. Но шалость есть шалость! В душе все ликует (сколько слов новых! в нужных падежах!), а я брови нахмурю и отчитываю. Однако наш умник с детства был психологом и «читал» меня не хуже, чем я — его. И тогда, чтобы закрепить свою победу, выдавал еще что-нибудь.

Наверное, меня с трудом понимают родители слышащих детей. А нам каждое слово давалось с таким огромным трудом: показали предмет, подложили табличку, прочитали, сто раз повторили, чтобы запомнил и начал пользоваться в жизни.

Идет обычный ребенок с мамой, и она ему рассказывает, рассказывает. А я шагаю рядом и завидую до слез. По дороге ничего не могла подробно объяснить, ведь наши разговоры — спектакли с пантомимой и жестами. Поэтому я с детства приучала сына: на улице — самое необходимое, подробно — дома. А дома надо отставить все дела, сесть напротив друг друга и, призвав на помощь всю свою сообразительность и актерское мастерство, попытаться донести новое до его понимания.