Диалектика Я и Другого, опыта и рефлексии, исследователя и исследуемого, реальности и репрезентации с особой интенсивностью проявилась в постколониальных феминистских теориях, для которых вопрос о том, как представлен опыт существования женщины из страны «третьего мира» в западных теориях (в том числе – феминистских) остается болезненно актуальным. Проблема ре-презентации в политическом аспекте - как представления интересов разных социальных групп посредством передачи их делегату своего права голоса - заключается в вопросе о том, кто говорит и от чьего имени. Даже если в политическом плане создание воображаемого сообщества «мы» оправдано, то в теоретическом и этическом отношении это выглядит иначе - монолитное «мы» распадается на множество гетерогенных и автономных (познающих и действующих) субъектов, имеющих свою точку зрения на обсуждаемую проблему (СНОСКА: См.: Probyn E. Sexing the Self. Gendered Positions in Cultural Studies (Routledge, 1993), p.10). Особенно проблематично в этой ситуации выглядят интеллектуалы: к кому обращены их голоса и от имени кого они говорят? Могут ли белые феминистки выступать от имени всех женщин, включая чернокожих и лесбиянок, могут ли западные феминистки выражать точку зрения феминисток из “третьих стран», могут ли теоретики-мужчины высказывать свое мнение от лица всех теоретиков, включая женщин? Процесс колонизации описывается феминистскими теоретиками как «присвоение» речи с целью репрезентации интересов Другого. Очень часто право говорить от лица репрессированных социальных групп присваивают себе белые либеральные феминисты («матронаж»). Не случайно Гайатри Спивак высказывает мысль о «двойной колонизации» женщин из стран «третьего мира», которые испытывают на себе гнет двойного давления – имперского и патриархального, и оказываются лишены представительствовать за самих себя, выступая в роли объективированных Других.