Очевидно, именно такой стиль жизни, такой modus vivendi (образ жизни — лат. ) я как мог и искал, как мог и нащупывал прежде.

Мудрецы учат, что каждый день на этом свете мы должны проживать так, как если бы он был последним в нашей жизни. Я же мог теперь сказать о стиле своей жизни следующее: «Каждый день я проживаю так, как если бы этот день был последним перед государственным экзаменом по иностранному языку». Да, это были уже не отдельные элементы системы, а именно стиль жизни с намеренным и достаточно глубоким погружением в иностранный язык. Стиль жизни, который приучал меня как к внезапно-моментальному сосредоточению, невзирая ни на какие неблагоприятные условия окружающей обстановки, так и к быстрому, даже скоростному темпу извлечения необходимой информации.

Помимо этого принцип «последнего шанса» вырабатывал у меня психологию «неторопливо поспешающего» человека — вспомним великолепную суворовскую мысль: действуй «не торопясь, но поспеша». Для меня это поучение великого полководца было особенно актуально: обладая едва ли не обломовской инертностью, я поначалу с большим трудом включался в новый для себя ритм жизни, с трудом усваивал науку делать что-то быстро, но качественно, «поспеша», но не наспех. И в этом мне с каждым днем все больше помогало ощущение правильности моей тактики «овладения временем»: я теперь действительно чувствовал себя человеком, который не только не теряет время впустую, но который каждую минуту и секунду нацелен на решение своей задачи и потому по-настоящему уважает и культивирует в себе это ценнейшее в жизни качество — качество неустанного «охотника за секундами», культивирует эту способность как бы выпадать из общего для всех потока времени, ощущать себя вне времени и, значит, быть хотя бы отчасти не зависимым от него. Однако я не хочу вызвать у читателя ложного впечатления, что в результате всего этого я превратился в некое роботообразное существо, запрограммированное на непрерывную (с привкусом безысходности) работу по чтению, переводу и запоминанию иностранных текстов и слов. Нет, конечно. Даже в самые насыщенные периоды этого довольно длиннопротяженного напора и натиска на иностранные языки я отнюдь не забирался исключительно в скорлупу этих языков, не превращался в анахорета не от мира сего. Парадокс: чем больше я уплотнял свою жизнь и свое время, тем больше возможностей появлялось для каких-то дополнительных дел и занятий. Каким-то образом я умудрялся краем глаза заметить что-то на экране телевизора (конечно, только то, что уж очень могло меня там заинтересовать), и просмотреть любимую газету, а иногда и прочитать книгу на родном русском языке просто для души или рабочей необходимости. Я уж не говорю о своих систематических паломничествах в музеи, концертные залы, о загородных прогулках. И хотя все это совершалось с сильным лингвистическим уклоном, но я ведь при этом получал и большую эстетическую, физическую и еще какую угодно пользу и удовольствие, реально ощущая на себе самом всю — ранее непонятную и недоступную мне — справедливость давно известной мысли: “The busiest man finds the most leisure” («Самый занятый человек находит больше всего досуга»).