А значит, прав не только пытливый слушатель или автор. Правы все. Получается так, что для тех, кому не хватает спокойной, монотонной работы головы, изучение языка дает ее с избытком. А если ее слишком много? В языке вы найдете возможности увлекательных взлетов, маленьких открытий. Выходит, это помогает вовремя отыскать противовес однобокому развитию личности, снимает перегруженность одних способностей и простаивание других. И все прошедшие перед нами люди были талантливы в первую очередь в том, что сумели нащупать свою слабость и превратить ее с помощью языков в силу. Вот видите, мы опять пришли не к приемам быстрого запоминания или природным талантам, а к доступному каждому человеку умению познать себя. А здесь дело только в упорстве, в стремлении к поставленной цели.

В этой работе не может помешать ничто. Вероятно, о крайнем случае рассказывает автобиография Г. Шлимана, раскопавшего древнюю Трою, в существование которой в его годы никто не верил. А с чего он начинал? Талантов особых не было, на окончание школы не хватило денег – однажды Шлиману пришлось просто просить милостыню на обочине амстердамской дороги. На всю жизнь он остался упорным самоучкой, но и в своей очень трудной жизни нашел силы на несколько дюжин языков. Причем русским он овладел без чьей-либо помощи за шесть недель. Конечно, говорил по-русски небезупречно и с изрядным акцентом, но что значили неизбежные сбои по сравнению с богатством личности этого человека, знакомого с арабским и французским, голландским и греческим… Кстати, не замечаете ли одной особенности: уже в который раз третьим-четвертым из освоенных языков оказывается греческий? Со странным упорством этот не самый легкий и распространенный язык привлекает силы самых разных людей. Нет ли тут какого-либо секрета полиглотов? Есть, и мы сейчас им займемся.

Прежде всего, классические языки – латинский и греческий – носители мировоззрения, лежащего у самых истоков нашей культуры. На этих языках были заданы важные вопросы, на многие из которых человечество до сих пор ищет ответы. А если добавить к ним язык предков каждого читателя – для многих это, вероятно, будет древнерусский, – то получится как бы пуповина, соединяющая современность с теми ее началами, от которых пока преждевременно отрываться. В этом смысле и любовь Пушкина или Гегеля к древним языкам, и то, как быстро расходятся пластинки с чтением «Слова о полку Игореве» в оригинале, – явления одного порядка.