Не могу не согласиться с таким мнением. Кстати, ученые упорно твердят, что ресурсы мозга неисчерпаемы и для их полного использования необходимо все время менять виды деятельности. И все-таки дело обстоит не так просто. Помнится, сразу каких-то весомых возражений автору в голову не пришло. Но уже по дороге домой в памяти всплыли, на мой взгляд, доказательные примеры. Речь пойдет о шахматистах, только не экстра-класса, а просто неплохих. Нагрузка на память у них очень большая, все время в голове идет механический перебор вариантов, просчет ходов. Но особые взлеты здесь нечасты.

Вот, к примеру, Н. Шорт, английский международный мастер с 1980 года. Он рано начал играть в шахматы, много занимается теорией, и тем не менее в родной болтонской школе ему пришлось даже повоевать за право учить греческий. (Такой факультатив вообще-то возможен, но других охотников на него не нашлось.) Немногим старше Шорта – 1948 года рождения – немецкий шахматист Р. Хюбнер. Четырежды сражался Роберт за шахматную корону, что не помешало ему освоить греческий и латынь. Причем так капитально, что для углубления языковых знаний ему была выделена стипендия на поездку по ряду стран. Дело происходило в 1980 году, пора было снова претендовать на титул чемпиона – и Роберт… отказался. Вы думаете, он отдался шахматам? Представьте себе удивление его секунданта, гроссмейстера Х. Хехта, когда Хюбнер подошел к нему с тетрадкой и попросил проверить, хорошо ли он выучил финские и венгерские слова.

Таких примеров из нашей сегодняшней жизни можно назвать вполне достаточно, но мы обратимся к шахматисту прошлого века И. Цукерторту – просто потому, что он интересен как личность. С пороком сердца ушел на фронт австро-прусской войны, много раз был ранен, получил 9 орденов и медалей за храбрость – и был уволен за призывы к миру. Увлекся шахматными сеансами вслепую и подорвал на этом здоровье – потерпел поражение в матче за звание чемпиона мира 1886 года с гениальным Стейницем. Но как потерпел! Соперник назвал одну из разыгранных Цукертортом комбинаций, «может быть, даже самой красивой из всех, когда-либо созданных на шахматной доске». И в этой насыщенной жизни он нашел время, чтобы овладеть 13 языками – русским, немецким, арабским, турецким, испанским, английским… Ну уж нет, механической работы у каждого из названных шахматистов было с избытком, и никому это не помешало любить и знать хотя бы 1–2 языка.