В отличие от «подражания», сводящегося к простому копированию действий объекта, «идентификация» характеризуется не слепой имитацией поведения, а усвоением мотивов, целей поведения объекта «идентификации».

«Идентификация» представляет собой осознанное отождествление себя с объектом, предполагающее определенную степень согласия с его формами поведения, нормами, ценностями, в то время как «подражание» может быть продиктовано мотивом получения одобрения, вознаграждения со стороны значимого объекта без внутреннего согласия с его позицией.

«Идентификация» в отличие от «подражания» - это обобщенный процесс, при котором одни и те же формы поведения воспроизводятся в разных ситуациях. «Подражание» характеризуется воспроизведением лишь специфического типа поведения в специфических ситуациях.

Е. З. Басина [20] видит специфичность роли «идентификации» в общем осмыслении человеком действительности в том, что идентификация обеспечивает постижение реальности посредством перевоплощения в нее, уподобления ей, а не за счет исследования объекта из вне, в его внешне выраженных свойствах. Продуктом идентификации выступает образование или изменение личностного смысла ситуации, формирование на основе образного личностного смысла частных или обобщенных, ситуативных или устойчивых психических образований смысловой природы.

Идентификация себя учеником с учителем и с научной школой выступает как характерная особенность научных школ и чрезвычайно важна для понимания их педагогического феномена. Поскольку, с одной стороны, идентификация невозможна без определенной идеализации своего учителя, а с другой – именно через это и возможна передача мастерства, уникального стиля мышления и деятельности, да и в какой-то мере дара ученого.

Как отмечает Н. В. Гончаренко [29], как правило, гении были хорошими учениками, и то, что многие начинали с подражания, только подчеркивает их будущую самостоятельность. Тимирязев считал себя учеником Дарвина, Павлов – Сеченова, Достоевский – Гоголя. В этих случаях даже самые талантливые ученики неизбежно отражали яркий свет своего великого учителя. Гексли даже получил прозвище – «бульдог Дарвина». Чьими глазами гений ни начинал бы смотреть на мир, кончает он всегда тем, смотрит на него своими глазами. Рано или поздно великий талант вырвется из цепких рук чужих убеждений, разовьет самостоятельные взгляды, но сохранит от старого то, что будет совпадать с его собственными убеждениями.