— Может, начнем, так сказать, ab ovo. С того, что в вас вспыхнуло острое желание не искалечить судьбу вашего ребенка... — я умолк.

— Именно вспыхнуло! Озарило меня, — каким-то изменившимся голосом поддержала мою реплику женщина. — Вы знаете, точно меня кто-то толкнул. И я проснулась с этой мыслью. С мыслью, что и отец, и я, да и бабушка — все мы беспрерывно и бестолково, но с каким-то маниакальным упорством навязываем Инне свою волю. Толкаем ее в какую-то вроде бы понятную нам колею. Вроде бы накатанную. Но на самом-то деле неясную. Мне, по крайней мере.

Она перевела дыхание.

— Берн прав. Это программирование. Но могу ли я, неудачница, отец Инны, неудачник, можем ли мы запрограммировать ее, нашу дочь, на... — она задержала дыхание, — на жизненный успех? Не можем, — горько и убежденно закончила Ольга Михайловна фразу. — В этом-то и дело, что мы все вешаем на нее хвосты наших представлений о нашей жизни. Но ведь жизнь-то переменилась. Как узнать, что ей, Инне, на самом деле надо? Что хорошо для нее на самом-то деле?

— Спросить, — ответил я, воспользовавшись маленькой паузой в речи собеседницы.

— Как спросить? — не поняла она. — Да ведь ей всего-то восемнадцать!

— Вот и чудесно, — мой оптимизм прозвучал, как мне показалось, не напрасно. — Просто спросите ее сами.

— Я вас хочу спросить, — произнесла Ольга Михайловна твердо и с некоторым нажимом в голосе.

— Вы хотите, чтобы я разделил с вами ответственность за решения вашего ребенка?

— Вы же ее знаете, — ольга Михайловна занервничала. Чувствовалось, что наш разговор пошел не совсем по тому руслу, какого она ожидала.

— Да, я знаю Инну, — проговорил я не спеша, взвешивая каждое слово. — Я знаю о ней, знаю ее, как бы поточнее это сказать, больше все-таки головой. А вы ее знаете сердцем. Вы же носили ее под своим сердцем. Так сложились обстоятельства, что в этом периоде ее жизни, в ранней юности, мы с вами как бы поменялись местами: я ей сопереживал, а вы думали о ней. Но на самом деле все наоборот. Мне легче думать об Инне, а для вас естественнее вчувствоваться в нее сердцем. Прислушайтесь к нему, и сердце подскажет вам, как лучше всего вы сможете помочь вашему ребенку. Не тем знанием, головным, которое Эрик Берн называет программированием, а той мудростью сердца, которая не знает, но ведает. Сокровенным знанием. Я, собственно, и приглашал вас на психотерапию, чтобы снять налет окаменевших напластований с души вашей, чтобы вы смогли спокойно вздохнуть и свободно взглянуть на свою дочь не как затравленная мамаша на свое чадо нерадивое, а как молодая женщина на свою юную дочь — радостно и с надеждой. У нее ведь, как ни банально это звучит, вся жизнь впереди. Вся жизнь!