Было бы, однако, ошибкой, если бы мы, переоценив эти признания и утверждения Гамана, стали искать в них начала осознанной, систематически развитой объективной диалектики. Правда, Гаман признавал объективное сосуществование противоречий в вещах и явлениях материального мира. В этом он безусловный предшественник Гегеля. Гаман подготовил критическое замечание Гегеля о тех философах, которые, по выражению последнего, слишком нежно относились к вещам и потому стремились во что бы то ни стало избавить вещи от каких бы то ни было противоположностей. Гаман предвосхитил мысль Гегеля о тождестве противоположностей, сосуществующих в вещах. Однако это тождество Гаман понимал совсем иначе, чем Гегель. Для Гамана совмещение противоположностей есть не столько характеристика бытия, сколько характеристика самосознания. Гаман сам был живым воплощением противоположностей — материализма и идеализма, эстетики реалистической и идеалистической, сенсуализма и интеллектуализма. Гаман нисколько не заботился о разрешении этих живших в нем противоречий. Их сосуществование в личном сознании Гаман отождествлял с объективным совпадением представляемых ими принципов. Противоположность материализма и идеализма он ошибочно рассматривал не как противоположность несовместимых и антагонистических теоретических систем, а как противоположность различных совмещающихся в личном сознании личных отношений к единому реальному и целостному бытию.

Поэтому вера Гамана, его лютеранство, не исключала его сочувствия и к некоторым сенсуалистическим, в том числе материалистическим, учениям. Он называл Френсиса Бэкона «своим философом» и признавался, что Бэкон ему «очень по вкусу» (44, 407). Он усердно, «с настоящим благоговением» изучал, особенно в молодости, Гоббса и заявлял, что считает себя более обязанным Гоббсу, чем Шефтсбери и Лейбницу (см. 43, 15). Епископу Беркли, в котором он видел предшественника Юма, он предпочитал Кондильяка. «С Беркли, — писал он, — я покончил... Кондильяк мне больше нравится» (43, 641). Такое предпочтение Гаман объяснял тем, что Кондильяк «основой своего учения... делает факты, а факты основаны на вере» (43, 668). По той же причине Гаман ставил Юма выше Канта. Называя Канта «прусским Юмом» (47, 186), Гаман превозносил Юма за то, что тот, как казалось ему, в отличие от Канта «облагородил принцип веры и включил его в свою систему» (47, 187).