«Нам нужны люди. Аборты, которые уничтожают жизнь, неприемлемы в нашей стране. Советская женщина имеет одинаковые права с мужчиной, но это не освобождает её от великого и почетного долга, который возложила на неё природа: она мать, она дает жизнь. И это определённо не личное дело, но дело большой социальной важности», - И.В. Сталин. (Цит. по: Е.А.Баллаева Гендерная экспертиза законодательства РФ. С. 15).

Считать советское государство имеющим интерес к рождаемости и к женщине - как к «детородному средству» достижения этого интереса, относить его антисемейную и антинаталистскую политику к «пропаганде высокой рождаемости», использующей «мощный идеологический арсенал» в рамках долговременной демографической политики подобного рода - это значит подгонять факты истории в угоду тезису о «патриархатности» государства вообще, являющегося «концентрированным выражением патриархатной гендерной иерархии». «Регулирование рождаемости является частью государственной политики, направленной на сохранение гендерной иерархии». В качестве политических средств государство использует политэкономические (демографическая политика) меры воздействия и сексизм. Основные каналы осуществления... (этой) политики... церковь, квиетистская мораль, нуклеарная семья с доминирующим мужем-отцом, а также система здравоохранения, средства массовой информации, реклама».

В послевоенные годы советское правительство столкнулось при восстановлении разрушенного войной хозяйства с перевесом численности женщин над мужчинами, примерно на 20 миллионов. Аборты были легализованы в условиях достаточно высокого уровня рождаемости (еще оставалась ведущей потребность населения в трех детях и её более полная реализация сказалась на браках и рождениях 40-50-х гг.) - но не ради стимулирования рождаемости, а под диктовку потребностей производства и «социалистического строительства».

Шестидесятые годы стоят особняком - во второй половине произошла тихо и незаметно демографическая революция, которую кроме специалистов никто и не узрел. Пятидесятилетнее сокращение рождаемости в России привело к полному отмиранию многодетности как социально значимому феномену. Массовой и преобладающей стала потребность семьи в двух детях. Отныне все разговоры о демографической политике следовало ограничить обсуждением возможности социального воздействия на социальную потребность в детях, на социальные нормы детности. Однако, большая часть научного сообщества оказалась совершенно неподготовленной к этому и продолжала снабжать правительство рекомендациями по улучшению условий жизни трудящихся, - в соответствии со стойким предрассудком о «прямой связи» между числом рождений и условиями жизни семьи.