Кроме того, существуют еще и чисто практические соображения. Дело в том, что если не допустить стан­дартизации речевого поведения, то, рассуждая логи­чески, придется составлять отдельные грамматики для любой, чуть отличной от стандарта языковой активности говорящего. Именно эта проблема возникает в связи с попытками описать индивидуальную языковую способ­ность конкретного ребенка. В этом случае лингвист не может полагаться ни на собственные интуитивные пред­ставления, ни на какой-то общий стандарт речевого по­ведения детей. Рассматривая этот вопрос, Хомский (1964) говорит о том, что попытки построить грамма­тику ребенка обычным путем, основываясь на зафикси­рованных высказываниях этого ребенка, обречены на неудачу, потому что при этом игнорируется способность ребенка производить новые высказывания, отсутствую­щие в зафиксированных данных. Но именно потому, что нельзя апеллировать к «идеализированным» знаниям носителя языка при попытке анализа возможных в языке ребенка предложений, Хомский считает необхо­димым разработать «косвенные и изощренные» спо­собы исследования языковой активности, которые годи­лись бы и для характеристики языковой способности ребенка.

При отсутствии таких методов остается, очевидно, нерешенной проблема критерия грамматической правильности предложения, несмотря на то что практи­ческие результаты вроде бы убеждают в том, что можно полагаться на интуицию лингвистов. Ни данные анализа ограниченных выборок явлений, ни непредубежденные суждения носителей языка нельзя признать достаточны­ми для окончательных выводов, поэтому Хомский опре­деляет грамматически правильное предложение в зави­симости от того, может ли быть получена принципиаль­ная схема этого предложения в результате применения правил. Но это определение представляет собой на деле замкнутый круг; из него следует, что любое предложе­ние, порожденное в результате применения правил грам­матики, является по определению грамматически пра­вильным. Но как тогда эмпирически показать, что эти правила не могут привести к порождению грамматиче­ски неправильных предложений?

Все дело в том, что трансформационная теория пы­тается объяснить эмпирические данные естественных языков при помощи системы дедуктивных правил по­рождения. В любой экспериментальной науке, в том числе и в психологии, операциональные критерии пра­вильности реакции устанавливаются самим эксперимен­татором до эксперимента. Даже исследование оперантных условных реакций в «ящике Скиннера» требует при­нятия определений a priori, согласно которым любое действие, завершающееся нажатием на рычаг, считается правильной реакцией, а все другие — неправильными. С другой стороны, лингвистика старается отмежеваться от самоочевидных критериев, приемлемых для дедук­тивных систем правил порождения, аналогичных тем, ко­торые были установлены в математике. Можно, конечно, определять правильность результатов умножения только на основании того, получены они или нет в результате применения правил умножения чисел. Именно эти пра­вила и составляют сущность умножения, и нет никакой надобности оценивать их на основании какого-то внеш­него поведенческого критерия. В этом смысле лингвисты представляют собой трудный случай, потому что их дей­ствия напоминают известную игру — перетягивание ка­ната, на одном конце которого находится внешний кри­терий соответствия реальному поведению говорящего, а на другом — внутренний критерий построения системы таких правил, которые сами по себе описывали бы потенциальную способность говорящего производить новые предложения.