Подобную тенденцию Гегель обнаруживает и у Лейбница. Когда Лейбниц хочет показать на примерах «существование бессознательных представлений, он ссылается на состояние обморока, сна, в котором мы являемся голыми монадами...». Да и сам Гегель в этих целях использовал явления месмеризма и ясновидения. Данная тенденция непосредственного использования патологии в пользу идеализма довольно распространена в современной буржуазной философии.

Проблема отчуждения настолько понравилась психоаналитикам, что они применили здесь весь арсенал своей спекулятивной терминологии. В качестве источника переживаний отчуждения тут можно найти что угодно: и анальную эротику, и неудавшуюся сублимацию, и нарциссизм, и борьбу между мужским и женским началом, между принципом добра и зла, вплоть до морального и религиозного кризиса. Психоаналитическое учение наглядно показывает всю пагубность тенденциозного искажения клинических фактов в угоду предвзятым идеям. Вместо того, чтобы говорить о механизме вытеснения как об обычном естественном желании больного избавиться от неприятных переживаний, психоаналитики нагромождают этот механизм уродливыми мистическими и кабалистическими построениями. Правда, это обычное желание избавиться от неприятности в патологии часто приводит больного к противоречию с логической необходимостью, однако это не дает никаких основании утверждать о наличии какой-то подсознательной воли «я», уводящей личность от реальной действительности. Для того, чтобы уметь правильно установить факт и затем объяснить его, для этого необходим способ мышления, правильно отображающий объективные закономерности; однако абстрактный волюнтаризм типа Шопенгауэра, обильно приправленный феноменологией Гуссерля и Пфендера, с неизбежностью приводит к перетасовке фактов и мистификации действительности.

Все указанные выше разновидности феноменологического направления являются попыткой преодолеть давно отживший атомизм ассоциационной психологии. Эти многочисленные современные течения, появившиеся как грибы после дождя накопившихся фактов, смывшего корни старой ассоциационной психологии, утверждают, что сознание, личность целостны, едины и необъяснимы из своих составных частей; в то же время эта «целостность» в руках феноменологов подвергается выхолащиванию ее конкретного богатого содержания. Это с неизбежностью приводит к абсолютному отделению сознания от его содержания и подчеркивает субстанциональность, трансцендентальность «я».