Христианство, которое по существу своему должно быть абсолютным всепримиряющим началом, в своем историческом проявлении приняло характер исключительности, стало одним из борющихся начал в истории, вместо того чтобы быть разрешителем и примирителем всякой вражды.

Когда языческий мир совсем исчез с исторической сцены, вражда и борьба продолжались в среде самого христианства между так называемыми ересями и ортодоксией. Ортодоксия есть вера, переставшая быть живым всеобъемлющим убеждением, определяющим собою все нравственное существо человека, а ставшая только известным утверждением ума, основанным на предании или на признании известного авторитета.

Когда чисто христианский элемент был преобладающим в христианстве, когда предметы веры были живою действительностью, тогда не было никакого внешнего авторитета, а следовательно, и ортодоксии.

В результате ожесточенной борьбы с язычеством и насильственного уничтожения этого последнего, когда христианство стало в ряд исторических сил, появилась потребность в известном внешнем авторитете, который устанавливал бы, чему должно и чему не должно верить. Очевидно, что когда вера есть живое, в глубине духа коренящееся состояние, тогда в таком авторитете нет никакой надобности.

Искомый авторитет явился сначала в виде так называемых Вселенских соборов, которые утвердили догматы веры и осудили учение, этим догматам противоречащее, как ересь, причем за так называемым осуждением необходимо началось преследование еретиков и насильственное истребление ереси. Но, как показал опыт, трудно с точностью и определенностью указать признаки настоящего вселенского Собора, которые бы отличали его от собора ложного, или еретического. Поэтому практичный Запад инстинктивно нашел более определенную и постоянную форму церковного авторитета в образе видимого главы Церкви, или Папы.

VII

При существовании внешних авторитетов, когда вера является в форме церковного догматизма, основанного на традиционном внешнем авторитете, тогда свободное мышление насильственно подавляется. Но такое подавление, очевидно, не может быть окончательным. Так как свободное мышление имеет в человеческом духе известные внутренние основания или корни, а традиционный авторитет действует против него только внешним насильственным образом, то он не может уничтожить этих внутренних оснований или умственного корня мышления, а уничтожает только его внешние проявления. Церковь могла жечь мыслителей и их книги, но она не могла сжечь самой мысли, которая после каждого насильственного уничтожения или подавления производила новые, еще более сильные идеи. Очевидно, что бороться огнем и мечом против мысли и стремлений человеческого духа есть совершенное безумие, и между тем на этом безумии основан всякий внешний авторитет, так как других средств у него не может быть. Он не может бороться убеждением, так как сам основан не на убеждении, а на требовании слепой веры.