Мы должны твердо помнить, что название народов и этносов — это наша система номенклатуры. Она нам удобна. Словно мы рассматриваем поле с очень низкой точки, как мышь видит ничтожную часть поля перед собой, а что дальше, она ничего не знает; но если взять более широко, как смотрит собака, то видим: возникают консорции, часто очень большие. Возникают конвиксии — не только семьи, но и группы семей. Это деревни.

Но существуют и субэтносы. Это когда, положим, землепроходцы идут через всю Сибирь до Аляски. Шли казаки, шли устюжане, из Великого Устюга. Там не смотрели, из Вологды ты, или из Вятки, или из Москвы. Если хочешь в ватагу, берем! И они женились на аборигенах: бурятках, якутках. Часто женились и хорошо уживались. И вот создался новый субэтнос. Сибиряк — не этнос. Это субэтнос. Это то, что ниже этноса. По старинке их называют челдоны. Но они не обижаются, только не знают, откуда это странное слово. И никто не знает. Они не считают своими «самоходов». Тех, которые пришли в Сибирь в XX в., чтобы колонизировать ее. Это уже не свои. Не то, что они не русские. Нет, русские, но уже другой субэтнос. Так же поморы отличаются от подмосковных крестьян или донских казаков. Но как только наступает такая гроза, как 1812 год, Наполеон надвигается, они все объединяются и великолепно знают, что они русские. Но вместе с тем они видят свою взаимную непохожесть.

Когда вы садитесь верхом и перед вами широкое поле, то видите: европейцы между собой как-то похожи, если их сравнивать с персами или арабами. Те тоже могут надеть галстук, идти в ресторан и вино пить. Но только так: опускают палец в стакан с вином, стряхивают каплю... Пророк сказал: «Первая капля вина губит человека!» А про вторую-то он ничего не сказал!

И, таким образом, земля оказывается разделена, с точки зрения степени приближения или на этносы — их трудно считать, их много, — или на субэтносы — составляющие этноса, их тем более не подсчитаешь, или на суперэтносы — их уже можно подсчитать. А дальше нечему объединяться, дальше человечество.