Но почему созидающую активность человечества ряд русских философов называет именно искусством; не наукой, не политикой, а “свободной теургией”, основным законом которой является Красота? Западноевропейская культура основала свое мировоззрение на законах строгой науки. Русская же культура центральным принципом мировоззрения сделала закон красоты. Почему?

Как и искусство, всякая наука имеет своей целью истину. Но средства, которые она выбирает, во многом противоположны искусству. Физика, химия, математика не интересуются ни добром, ни тем более красотою. Предмет их исследований, по преимуществу, - отвлеченная истина. Наука пласт за пластом снимает с вещей духовные наслоения, считая их чем-то субъективным, искусственно привнесенным, не выражающем подлинной сути вещей. На этом пути наука прекрасно справляется со своей основной функцией: она решает утилитарные задачи человечества, помогает людям удовлетворять свои практические нужды. Однако ее притязания на раскрытие истины мироздания, на выявление сущности мира - беспочвенны, ибо не в формулах и уравнениях, не в химических реакциях и биологических структурах заложен смысл всего сущего. Наука может изучить человека до его молекулярного состава, просчитать все происходящие в нем процессы, но она никогда не ответит на вопрос: что же такое человек. Наука легко покажет вам, какова форма той или иной симфонии, произведет гармонический анализ, но никогда не скажет, что есть музыка и не найдет в ней красоты. Наука может проанализировать ваш поступок, составить перечень возможных последствий, согласовать его с уголовным кодексом или официальной моралью, но она бессильна однозначно ответить, добр он или зол, нравственен он или нет. При ответе на эти вопросы наука советует руководствоваться прагматическими соображениями. Но это не ответ, а бегство от ответа.

Наука пытается найти смысл бытия во внедуховной сфере, забывая о том, что все на земле пронизано идеей. Она жаждет объективной истины и под этим предлогом отметает от себя все человеческое как субъективное, все идеальное как несущественное, игнорируя тот факт, что ее истина - фикция вне человека, вне человеческого духа.