Готовность Миллера и Долларда заимствовать идеи из социальной антропологии и клинической психологии представляет, по мнению многих, другую привлекательную сторону их позиции. Они более эксплицитно используют социокультурные переменные, чем почти все обсуждавшиеся нами теории, и, как мы видели, многим обязаны психоанализу. Искусство, с которым социокультурные переменные вводятся в их теорию была шире использована культурными антропологами, чем любая другая теория личности, за исключением психоанализа.

Это стремление инкорпорировать гипотезы и спекуляции других типов теорий, таких, как психоанализ, апеллируя к тому, что происходит и внутри, и снаружи группы научения, не нашло универсальной поддержки среди тех, кто отстаивает приложение принципов научения к феноменам личности. Такие психологи, как Бандура, Уолп или Айзенк, не говоря уже о тех, кто разделяет скиннеровский подход, не только не видят серьезной необходимости выходить за пределы принципов, выявленных в лаборатории по исследованию научения, но и активно не согласны со взглядами более традиционных теоретиков личности, в особенности психоаналитических убеждений.

Хотя и не единые в этом отношении, S-R теоретики подчеркивают функцию теории как руководства для исследования и необходимость подвергать теоретические построения экспериментальной проверке. В этом отношении члены этой группы существенно выше других теоретиков личности. В целом у этих теоретиков лучше развито чувство природы и функции теории в эмпирической дисциплине, чем у любой другой группы теоретиков личности. В их работах – сравнительно с трудами других теоретиков – меньше неопределенностей, чисто словесных аргументов, больше готовности видеть в теориях лишь наборы правил, используемых лишь тогда, когда можно показать, что они эффективнее других. Эта методологическая искушенность, несомненно, ответственна за то, что эти теории относительно эксплицитны и формально адекватны.

Во многих отношениях S-R теория служит образцом объективного подхода к человеческому поведению. В качестве таковой она была главной критической мишенью для многих психологов, убежденных в том, что адекватное понимание человеческого поведения предполагает большее, чем раболепное применение экспериментальных методов естественной науки. Эти критики полагают, что, хотя их собственные теоретические позиции уязвимы, поскольку основываются на эмпирическом наблюдении, которое адекватно не контролируется, наблюдения, по крайней мере, релевантны тем событиям, с которыми они намерены иметь дело. В случае же S-R теории масса тщательных исследований не только относится к простому, а не сложному поведению, но, что более важно, часто осуществлялась на животных, филогенетически отдаленных от людей и очевидно отличных во многих важнейших отношениях. Что хорошего в тщательных экспериментальных исследованиях, если они заставляют исследователя делать зыбкое допущение относительно филогенетической непрерывности – для того, чтобы применить свои открытия к важным событиям? Мы уже видели, что S-R теоретики считают, что принципы научения, установленные в лабораторных опытах с животными, должны быть узаконены посредством экспериментальных исследований людей. Таким образом, мы не найдем здесь существенного согласия относительно важности координации исследований; вопрос заключается в том, насколько можно доверять теории, пока в достаточном количестве не будут осуществлены такие исследования.