Наша образ взаимоотношений индивидов построен не на логическом уточнении (как на Западе), а на доверии, эмоциональном чувстве, на сочувствии. Мы равнодушны к писанным, к установленным правилам, для нас более важным может быть пример, образец поведения. А в силу этого, «неработающее» правило – типичное явление нашей культуры. В самом общем виде западный человек в процессе общения «уточняет» смысл, российский – «проникается» чувством.

Оценивая в целом качество импульсивности, отметим, что собственно российская импульсивность спонтанна, стихийна как природа, а поэтому не цивилизована и архаична. Нашему характеру свойственны перепады активности от лени до самоотверженного энтузиазма. В состоянии активности мы стремимся освоить действительность. В состоянии лени русский человек погружен в мечтания.

Активность выливается в экспансию, освоение. Наше освоение – это не преобразование, это – приспособление к принятым условиям действительности. Кстати, этим объясняется один парадоксальный факт. Мы освоили более 1/6 суши, не вступая в конфликты с местными народами, адаптировали их и сделали русскими народами. Тогда как западная культура «цивилизовывала» аборигенов, принуждая их к своим стандартам или уничтожая. В этом плане абсолютно несхожи Писсаро и Хабаров; отношения к аборигенам конкистадоров, американских колонистов совсем иное, нежели русских землепроходцев, мореплавателей, казаков.

«Обтекание» препятствий формирует особый тип целеполагания, несоотносимый с плановым целеполаганием. Русский человек действует на «авось», по принципу «иди туда, не знаю куда …», что предполагает работу смекалки. Сутью смекалки оказывается не принятие правил логических, научных, юридических а, часто, и нравственных. Импульс и смекалка не знают регламента, не знают меры. Отсутствует чувство формы, нет дара формы, как говорит Бердяев. Наиболее ярко это выражается в специфике языка – многозначного, полисемантичного, языка «второго» смысла.

Специфика первоначальной хозяйственной деятельности, ставшая причиной русской импульсивности, повлияли на формирование и второй основной черты русского характера – коллективизм.