— Почти ничего.

— Не в этом ли суть, Мергес? Многое из того, чем для тебя страшна смерть, — это лишь твои представления о том, что ты можешь чувствовать, будучи мертвым, и осознание того, что тебя не будет среди живых. Но когда ты мертв, у тебя нет сознания. Смерть — это исчезновение сознания.

— Ты пытаешься убедить меня? — зарычал Мергес.

— Ты же спросил, как я к этому отношусь? Это один из моих ответов. Мне также нравятся слова другого философа, который жил много лет назад: “Там, где смерть, меня нет; там, где я, нет смерти”.

— Есть какое-нибудь отличие от фразы: “Когда ты мертв, ты мертв”?

— Большая разница. В смерти нет тебя. “Ты” и “смерть” не могут сосуществовать.

— Тяжело, очень тяжело, — сказал Мергес едва слышно, его голова почти касалась земли.

— Давай я расскажу тебе еще об одной перспективе, которая мне помогает, Мергес, то, о чем я узнал от русского писателя...

— Эти русские... Это будет безрадостно.

— Послушай. Года, века, тысячелетия прошли до того, как я родился. Верно?

— Не отрицаю. — Мергес утвердительно кивнул.

— И пройдут тысячелетия после того, как я умру. Так?

Мергес опять кивнул.

— Следовательно, я воспринимаю свою жизнь как искру между двумя огромными и одинаковыми пространствами темноты: темнота возникает до моего рождения и следует после моей смерти.

Казалось, это попало в точку. Мергес сидел и внимательно слушал, его уши были подняты.

— Тебя не удивляет, Мергес, что мы боимся второй темноты и что нам безразлична первая?

Вдруг Мергес встал и широко зевнул, его клыки сверкали в лунном свете.

— Кажется, я устал, — сказал он, подходя к окну тяжелой, не типичной для котов походкой.

— Подожди, Мергес, есть еще кое-что!

— Достаточно на сегодня. Слишком много надо обдумать, даже для кота. В следующий раз, Эрнст, жареный краб. И еще цыпленка в зелени.

— В следующий раз? Что это значит, Мергес, в следующий раз? Разве я не исправил зло?