— А ты? Притворяешься, что смерть не придет?

— Нет, я не могу делать этого. Поскольку я в своей психотерапевтической практике беседую со многими людьми, которых беспокоит вопрос жизни и смерти, мне приходится смотреть правде в глаза.

— Можно я тебя еще спрошу, — голос Мергеса, мягкий и утомленный, потерял угрожающие интонации, — как ты относишься к этому? Как ты можешь получать удовольствие на любом этапе жизни, от любой деятельности, если на горизонте маячит смерть и у тебя лишь одна жизнь?

— Я перевернул этот вопрос вверх дном, Мергес. Возможно, смерть делает жизнь более насыщенной, более яркой. Осознание смерти добавляет особую остроту, сладко-горький вкус в человеческую жизнь. Да, может быть, правда, что жизнь в измерении сна делает тебя бессмертным, но твоя жизнь мне кажется пропитанной скукой. Когда я попросил тебя недавно описать свою жизнь, ты после паузы ответил: “Я жду”. И это жизнь? Ожидание и есть жизнь? У тебя осталась лишь одна жизнь, Мергес. Почему бы не прожить ее полноценно?

— Я не могу! Не могу! — ответил Мергес, опуская голову ниже. — Мысль о прекращении существования, о нахождении вне живых, о жизни, проходящей без меня... просто... просто... слишком ужасна.

— Значит, суть проклятия — это не месть, верно? Ты используешь месть, чтобы избежать окончания твоей последней жизни.

— Это просто ужасно, если все закончится. Небытие.

— Я понял благодаря своей работе, — сказал Эрнст, дотрагиваясь до огромной лапы Мергеса, — что больше всего боятся смерти те, кто умирает, так и не прожив полно свою жизнь. Лучше использовать всю жизнь без остатка. Не оставляй смерти ничего, кроме мрака, ничего, кроме сожженных мостов.

— Нет, нет, — стонал Мергес, качая головой, — это просто ужасно.

— Почему ужасно? Давай проанализируем это. Что именно ужасно в смерти? Ты пережил ее не один раз. Ты сказал, что всякий раз твоя жизнь заканчивалась, прежде чем возникнет новая.

— Да, верно.

— Что ты помнишь из этих коротких моментов?