Разумеется, это очень простая форма единения. Мистики, однако, говорят о единении гораздо более глубоком, – о единстве сознания и материи, переживаемом единстве.

Альберт Эйнштейн был первым современным ученым, который поставил под сомнение возможность полной изоляции экспериментатора от физического мира как предмета экспериментального исследования. В его «Специальной теории относительности», опубликованной в 1905 году, содержалась революционная идея изменчивости пространства и времени. Например, если двое людей, двигаясь с разной скоростью, наблюдают одни и те же события, результаты измерения пространства и времени между этими событиями, полученные одним наблюдателем, будут несколько отличаться от результатов измерений, полученных другим наблюдателем. Это произойдет даже в том случае, если они примут во внимание различие своих скоростей. Эйнштейн доказал, что хотя пространство и время представляются нам обособленными, независимыми друг от друга измерениями, по существу они представляют собой две стороны единого пространственно-временного континуума. Однако едва мы обращаемся к наблюдению вселенной, единство пространства и времени нарушается, так что разные наблюдатели могут видеть континуум в разных пропорциях. Короче говоря, Эйнштейн показал, что восприятие реальности зависит в какой-то мере от движения наблюдателя.

Двадцать лет спустя немецкий физик Вернер Гейзенберг, работавший в области ядерной физики, выдвинул свой принцип неопределенности. Согласно этому принципу, невозможно одновременно определить положение частицы и ее скорость. Чем точнее вы измеряете одно, тем менее точно можете измерить другое. Сам акт определения местонахождения частицы лишает вас возможности определить ее скорость и наоборот – точное определение скорости частицы делает невозможным определение ее точного местонахождения. Таким образом, Гейзенберг показал, что на наблюдаемом отражается сам акт наблюдения.

Для физиков того времени, полагавших наблюдателя и наблюдаемое обособленными и никак не связанными между собой сущностями, эти два вывода были равнозначны сокрушению основ. Получалось, что психический и физический миры каким-то образом связаны, взаимозависимы.