Установлению доверия - дело нелегкое: нередко мешают культурные стереотипы: «рассказать о жестокости в семье — значит предать близких», «нельзя выносить сор из избы»; неизбежно возникает сопротивление подростка; надо быть готовым к своеобразным провокациям, которые на деле оказываются своеобразной проверкой взрослого. Прежде чем такие дети подпустят к себе, психолог не раз проходит “проверку на лояльность”. Мне приходилось слышать от пятнадцатилетнего подростка сказанные с вызовом слова: ”Когда ты задаешь мне вопросы, мне хочется укусить тебя за нос”; видеть внезапную плаксивость и капризность (как у пятилетки) у четырнадцатилетней Зули, семья которой под пулями бежала из Чечни.

Что делать в подобных ситуациях? Можно пошутить (дескать, ”свобода махать руками, а тем паче действовать зубами кончается там, где начинается нос твоего соседа”), поговорить о внешних и внутренних границах Я, которые так важно установить, пометив свою и чужую территорию. Это помогает детям понять, что рядом - надежный и уверенный взрослый, который не поддается на провокации и не боится их агрессии; после такого понимания у них снижается тревожность, неизбежная по отношению к психологу на начальных этапах работы.

Чем сильнее нарушена целостность «Я» ребенка, пострадавшего от насилия, тем больше поддерживающих элементов, которые способствуют интеграции, восстановлению целостности, должно включаться в психодраму. Это может достигаться, например, более близкой к этому ребенку (даже в смысле пространственного расположения) поддерживающей позицией ведущего и группы, сокращением времени сеанса, сокращением количества сцен и увеличением «разговорных моментов», близких к техникам гуманистической, клиент-центрированной терапии, отказом от техники обмена ролями, использованием приема «открытого конца» (8).

Пример из практики

Именно такой «более близкой» была работа с одной из наших пятнадцатилетних клиенток (назовем ее Наташей). Первое впечатление от встречи с девочкой — запущенный, заброшенный подросток. Грязный, засаленный, неопрятный свитер-хламида, соответствующие ему потертые джинсы, немытые волосы — все это в сочетании с манерами пятилетнего ребенка говорило о депрессивном состоянии, которое сопровождается глубокой возрастной регрессией, о глубоком отчуждении от себя, граничащем с саморазрушением...