У человека разрушается привычная картина мира, а вместе с ней — вся система жизненных координат. В сознании заложников и их близких распадается представление о себе самом, о других людях, о ценности человеческой жизни. Даже временные координаты смещаются: сверхэкстремальная ситуация резко делит жизнь на две части — время «до того, как это произошло», и время «после».

Именно так произошло и с моей клиенткой. Она возбужденно, почти взахлеб говорит. А когда поток слов иссякает, становится похожей на маленькую, насмерть перепуганную девочку. Пауза кажется бесконечной. Руки женщины живут сами по себе: сначала они нервно сжимают друг друга, потом начинают механически разглаживать ткань юбки... Наконец, она поднимает на меня огромные, бездонные глаза, в которых плавает отчаяние, и тихо произносит: «Для меня жизнь после 1 сентября — это все равно что жизнь после смерти». Тут же спохватывается, как будто сказала что-то недозволенное: «Ну что это я о себе? Ведь я все эти дни здесь была, в Москве, в безопасности... Даже не знала, что он в этой школе. Родные не сообщили, чтобы не мучилась. А вот он был там, в этой школе. Ему-то тяжелее, чем мне... Как мне себя с ним вести?»