Робин. …тогда, как знаю по опыту, от "необучаемости" и следа не останется.

Джон. Правда?

Робин. Чистейшая. Как только учителя поймут, чего ребенок в действительности добивается, и отчитают, по настоящему рассердившись, то есть отнесутся к нему как к явному бунтовщику, бунт обернется обыкновенным озорством, которое учителя прекрасно распознают и пресекают, а потом, со временем, ребенок, как и "ходунок" в хороших руках, исправляется. И конечно, легко предсказать, что произойдет дальше.

Джон. Что?

Робин. Родители начнут жаловаться, что ребенок стал вести себя воинственнее.

Джон. Он освободился от табу.

Робин. Именно. Но они не могут с этим мириться. Поэтому-то психотерапевту и важно видеть всю семью и каждому помочь справиться со страхом, вызываемым яростью.Джон. А что на самом дел такой ребенок думает о своих действиях? Подозревает, что "играет'" с яростью?

Робин. Нет, наверное. Нет ---пока ему твердо не укажут, что мозги «засоряет» ярость. А тогда ребенок, кажется, начинает понимать, что был непокорным. Вел себя вызывающе.

Джон. Но прежде ребенку нужно понять, что люди, отвечающие за него, не боятся ярости и помогут ему обуздать ее.

Робин. Похоже, так. Узнав, что другие способны справиться с яростью, он свободен присвоить чувство ярости и больше не притворяться, что ее в нем нет, ему больше не нужно изолировать ее от тех, на кого она направлена.

Джон. Как это — "изолировать"?

Робин. Трудно найти подходящие слова, чтобы объяснить, как это. Я уже говорил: не в том дело, что чувства не испытываются — испытываются - каким-то образом. Но существуют порознь. А поэтому бессмысленны. Различные чувства - ярость, страх и прочие — все тут, все «без изъяна», только в чем их неповрежденная суть, человеку не ясно, потому что чувства изолированы одно от другого, разъединены. Такая же "прерванносгь" эмоциональных связей—корень, от которого целый букет душевных болезней, называемых, "неврозами навязчивых состояний".