Михаил Михайлович Бахтин, блестяще знавший европейскую философию (в том числе, конечно, и экзистенциальную) и многое из нее почерпнувший, создал свою, особую «философскую антропологию», которая в большой мере опирается также и на взгляды Достоевского. Особенно сильно экзистенциальное начало проявилось в концепции поступка Бахтина, в центре которой – идея «не-алиби-в-бытии» личности, ее онтологической ответственности (Бахтин, 1986).

Еще более явно экзистенциальный пафос звучит во взглядах Бахтина на личность и общение, в его знаменитой концепции диалога (во многом перекликающейся с идеями М. Бубера). А его определение человека как личности – «конкретность (имя), целостность, ответственность и т.п., неисчерпаемость, незавершенность, открытость» (Бахтин, 1979, с. 343) – может считаться классически экзистенциальным (подробнее об этом см. Братченко, 1991). Не случайно именно идеи Бахтина легли в основу одного из самых экзистенциально ориентированных подходов в современной отечественной практической психологии – диалогического подхода к консультированию Андрея Феликсовича Копьева (Копьев, 1996 и др.).

Из наиболее ярких, оригинальных и перспективных направлений в современном развитии отечественной экзистенциальной психологической мысли следует прежде всего назвать «психологию переживания» Федора Ефимовича Василюка (Василюк, 1984) и «психологию смысла» Дмитрия Алексеевича Леонтьева (Леонтьев Д. А., 1999).

В последние годы и у многих других отечественных психологов экзистенциальные мотивы звучат все яснее, все настойчивее, ярким свидетельством чего является первая фундаментальная книга, достаточно полно представляющая передовой край «движения за» гуманистическую и экзистенциальную психологию в России (своеобразный аналог американского «Вызова гуманистической психологии» 1967 года) – «Психология с человеческим лицом» (1997).

* * *