Наихудшим итогом всех попыток быть ничем стала мертвенность, объявшая все его существование. Эта мертвенность пропитывала переживание его "отцепленного "я"", переживание его тела и восприятие "разобщенного" мира. Все начало останавливаться. Мир стал терять ту реальность, которую он имел для него, и ему было трудно вообразить, что у него есть какое-то существование-для-других. Хуже того, он начал чувствовать себя "мертвым". Из его последующего описания этого чувства можно увидеть, что оно включало в себя потерю ощущения реальности и жизненности тела. Сердцевиной этого чувства было отсутствие переживания своего тела как реального объекта-для-других. Он начинал существовать лишь для самого себя (невыносимо) и прекращал ощущать, что обладает каким-то существованием в глазах мира.

Кажется вероятным, что во всем этом он боролся с первичным разрывом в двумерном переживании самого себя, которого обращение родителей или, точнее, неумение обращаться, его лишило. Его вынужденная озабоченность (которую он ощущал как крайне неприятную) своей осязаемостью, обоняемостью и т. п. для других -это отчаянная попытка сохранить то самое измерение живого тела: оно обладает бытием-для-других. Но ему приходилось "накачивать" ощущение этого измерения для своего тела вторичными, искусственными и принудительными способами. Это измерение его переживания не было установлено в первичном смысле, исходя из изначальной ситуации в детстве, и разрыв был заполнен не каким-то более поздним развитием чувства любви и уважения к нему как к личности, а ощущением, что практически всякая любовь есть замаскированное преследование, поскольку она нацелена превратить его в вещь для другого -в перо на шляпе его школьного учителя, как он это выразил.

Однако, хотя данный пациент имел трудности в школе и на работе, хотя он ощущал, что в школе был притворщиком и обманщиком, а в конторе испытывал панику, намного более детально он сам начал обдуманно культивировать этот раскол в своем бытии, так что его состояние стало угрожающим. Он говорил, что пытался "разобщиться со всем", и это было правдой; а к этому он добавил свой метод "отепления". С помощью него он пытался разрубить узы, связывающие вместе различные аспекты его бытия. В частности, он пытался не быть "в" своем действии или выражении -не быть тем, что он делает. Видно, что здесь он играл на переходном положении телесных действий и выразительных средств между человеком и миром. Теперь он попытался сказать: "То во мне, что может быть объектом-для-других, не есть я".