Если мы на место метафизика поставим геометра, на место Локка — Саундерсона, то, подобно первому, он скажет, что если верить своим глазам, то из двух видимых им фигур одна — та, которую он называл квадратом, а другая — та, которую он называл кругом. “Ибо я замечаю,— прибавил бы он,— что лишь в первой я могу натянуть нити и поместить булавки с большой головкой, которыми я отмечал угловые точки квадрата, и что лишь во второй или вокруг нее я могу поместить нити, которые мне были необходимы, чтобы доказать свойства окружности. Вот это — круг! Вот это — квадрат!” “Однако,— мог бы он продолжить вместе с Локком,— возможно, что если я приложу свои руки к этим фигурам, то они превратятся одна в другую, так что одна и та же фигура сможет служить мне для того, чтобы доказать слепым свойства круга, а зрячим — свойства квадрата. Возможно, я буду видеть квадрат и в то же время осязать круг”. “Нет,— поправил бы он себя,— я ошибаюсь. Те, кому я доказывал свойства круга и квадрата, не держали своих рук на моей счетной доске и не дотрагивались до нитей, ограничивающих мои фигуры; однако они меня понимали. Следовательно, они не видели квадрата там, где я осязал круг, ибо иначе мы никогда не столковались бы между собой; иначе я им нарисовал бы одну фигуру и доказал бы свойство другой; я выдал бы им прямую линию за дугу окружности, а дугу окружности — за прямую линию. Но так как они все понимали меня, то, значит, все люди видят одинаково и, значит, я вижу квадратным то, что они видели квадратным, и круглым то, что они видели круглым. Итак, вот что я всегда называл квадратом, и вот что я всегда называл кругом”.

Я заменил шар кругом и куб квадратом, потому что, по всей вероятности, мы судим о расстояниях лишь на основании опыта, и, следовательно, тот, кто пользуется своими глазами впервые, видит лишь поверхности и не имеет понятия о выпуклостях, ибо для зрения выпуклость заключается в том, что одни точки тела кажутся нам ближе, чем другие.

Но если бы даже слепорожденный мог с первого же момента своего прозрения судить о выпуклостях и объемности тел, если бы он был в состоянии отличать не только круг от квадрата, но и шар от куба, то я все же не думаю, чтобы он сумел разобраться таким же образом в любом другом, более сложном предмете. Слепорожденная г-на де Реомюра, по всей вероятности, различала цвета, но можно поставить тридцать против одного, что она говорила наугад названия шара и куба, и я убежден — если только не верить в чудо откровения,— что она не могла узнать свои перчатки, свое домашнее платье и свой башмак. У этих предметов столько особенностей, между их формой в целом и формой частей тела, которые они украшают или покрывают, так мало общего, что Саундерсону было бы в сто раз труднее определить назначение своего берета, чем гг. Д'Аламберу или Клеро найти назначение его таблиц.