30 Заметим, однако, что для русского языка ряд исследователей выделяет также обиходно-разговорный тип языка, для которого характерны в первую очередь не местные, а просторечные особенности (см., например, [20]).

31 Ср. в этой связи мнение Г. Баха, вообще отрицающего существование в немецком языке стандартизованной устной формы [84, 200].

32 Ср. аналогичные разграничения в чешск. типа truchlář ? stolař, на которые ссылается А. Едличка [30, 555], или в польск. варш. obsadka ? крак. rączka ? позн. trzonek 'ручка для пера' и в русск. парадное ? ленингр. парадная, что ? моcк. што и др.

33 Прямую параллель этому можно усмотреть в особенностях языковой системы  в целом, являющейся одновременно системой «замкнутой», «закрытой» и системой открытой для новых преобразований [42].

34 Несовпадение литературной нормы и узуса подчеркивается Б. Гавранком [21, 340 и 344]. Иная точка зрения выражена в работах отдельных советских языковедов [49, 31], согласно которой традиционная литературная норма приравнивается узусу.

35 Хотя при кодификации норм довольно часто речь идет именно о выборе и употреблении вариантов, кодификацию нельзя сводить к рекомендации по употреблению вариантов (см. также [35; 36]).

36 Наличие сложившейся и осознанной нормы порождает более отчетливое восприятие неправильностей и ошибок [77, 312].

37 Ср. словарные пометы типа «употребительное», «мало употребительное» II др., а также такие как «книжное», «разговорное», «специальное», «математическое», «торговое» и т. д.

38 Использование в современном немецком языке формы zwo связано со стремлением избежать акустического совпадения числительных zwei и drei и является вторичным.

39 Широта лексического инвентаря и его постоянное пополнение новыми элементами, действительно, позволяют утверждать, что лексическая норма не регулируется в том смысле, в каком регулируется орфографическая, орфоэпическая и грамматическая норма [93, 10—11]. Лишь разработка терминологии допускает целенаправленное вмешательство общества в сферу лексики, в остальном кодификационные процессы носят здесь преимущественно пассивный, констатирующий характер.