Добавим к сказанному цитату из интервью с хулиганом, стоящим, по всей видимости, на пороге судимости и всех последующих закономерных событий. Хулиган давал это неофициальное интервью городскому судье, к которому он и его товарищи по неосторожности пристали поздно вечером на автобусной остановке небольшого города (судья возвращалась из кино с семнадцатилетней дочерью). Мать в этой ситуации, по ее собственным словам, не захотела защищаться авторитетом должности и попыталась ощутить то, что в таких случаях испытывают рядовые граждане-потерпевшие. К счастью, обошлось без криминала, но по словам этого нетипичного советского судьи, она дала себе слово найти всю компанию и ее лидера - "Димона" не для того, чтобы наказать, а для того, чтобы понять, как же их воспитывали дома и в школе. Просто понять и больше ничего. Нашла и побеседовала. Выяснилось, что ни в одной семье, где она побывала, не требовали от детей достойного поведения. Ни одна семья не заботилась всерьез о своей чести (У нас и разговора на эту тему никогда не было - говорили ребята). В каждой семье детское достоинство систематически попиралось родительским произволом.

"Что вам особенно не нравилось в первые школьные годы? - спросила судья у ребят. Ответы были одинаковыми, словно парни сговорились. Не нравилось, когда учителя называли их по фамилии. Но особенно не нравились двойки. "Никакое слово так не унижает, как двойка, - сказал Димон и добавил с усмешкой, - но и к этому быстро привыкаешь".

Судья внимательно изучила школьные планы. Всему нашлось место; но не было одного - того, что каждодневно требуют жизнь и нормы человеческого общения, - не было воспитания в учениках человеческого достоинства и чести (СНОСКА: В.Еремин. Судья и хулиганы. Учительская газета, 24 авг.1985).

В связи с этим, только что сказанным, вернемся к исследованию Г.К.Тулягановой. Среди отмеченных ею закономерностей была и такая: степень конформности благополучных учащихся мальчиков была заметно выше, чем у "трудных". Лишь небольшая часть "трудных" мальчишек демонстрировали высокую мотивацию по отношению к прямому принуждению. В пятых и шестых классах таких "конформистов" было 20%, в седьмых - 3,1%, в восьмых - 12%, в девятых - 6,7%. В профтехучилище их оказалось совсем мало - всего 2%. Напрашивается мысль: во многих, весьма вероятно, что в большинстве, общеобразовательных школ жестко авторитарный стиль взаимоотношений педагогов и учащихся приводит к отбору на послушание. Наиболее непокорные отсеиваются в "трудновоспитуемые" и уходят искать пути самореализации в уличные группировки. Там они и проходят курс "воспитания чести и достоинства" - на свой лад. В отношении общеобразовательной школы, по-видимому, нам приходится признать, что педагогически организованная деятельность там в большинстве случаев построена архаично, с акцентом лишь на одном, учебном ее виде, без учета психологических особенностей возраста и руководима, как правило, авторитарно. Поэтому она и неэффективна, точнее - эффективность ее ограничена, в лучшем случае, индивидуально-исполнительским уровнем, т.е. овладением некоторыми знаниями, умениями, навыками. Это обстоятельство приводит к нежеланию некоторого числа детей участвовать в этой, не привлекающей их, деятельности, к конфликтам и закреплению негативных форм поведения. Такие дети оказываются особенно расположены к вступлению в "группы, замкнутые извне, но отличающиеся внутригрупповой антипатией, межличностным эгоцентризмом и эгоизмом (интраэгоизмом), активной дезинтеграцией, конфликтностью и агрессивностью" (СНОСКА: Л.И.Уманский. Психология организаторской деятельности школьников. М., 1980, с.80). Психолог и психотерапевт Н.В.Жутикова отметила, что "неутоленная своевременно психологическая потребность и нереализованная психологическая потенция (способность плюс потребность) искажают психическое развитие, а иногда действуют и разрушающе" (СНОСКА: Н.В.Жутикова. Психологические уроки обыденной жизни. М., 1990, с.218-219). В этом же плане высказывается и Э.Фромм, говоря о различных способах реализации жизненно важных потребностей человека. "Так потребность в объекте почитания может быть удовлетворена в любви и дружбе, но другой формой ее проявления могут быть зависимость и мазохизм, поклонение идолам разрушения. Потребность в общении, единении и чувстве локтя может проявляться в страстной преданности делу дружбы и солидарности, в любви к товарищам, вступлении в тайный союз, братство единомышленников; однако та же самая потребность может получить реализацию в разгульной жизни, пьяных сборищах, потреблении наркотиков и других вариантах разрушения личности. Потребность в могуществе может проявить себя в любви и продуктивном труде, но она же может получить удовлетворение в садизме и деструктивности. Потребность в положительных эмоциях может вызвать к жизни творческое отношение человека к миру, искренний интерес к природе, искусству и другим людям. Однако тот же самый стимул может переродиться в вечную погоню за удовольствиями, в жажду праздных наслаждений" (СНОСКА: Э.Фромм. Анатомия человеческой деструктивности. М., 1994, с.221-222). Далее автор подчеркивает, что речь идет не об отдельных чертах личности, а о некотором синдроме. Фромм определяет социально положительный синдром как "жизнеутверждающий" и противостоящий ему комплекс проявлений, как "синдром ненависти к жизни", и заключает: "Там, где есть один из элементов синдрома, там найдутся почти всегда и остальные элементы (в разных пропорциях). Это не означает, что каждый человек является воплощением либо одного, либо другого синдрома. Такое бывает лишь в виде исключения. В действительности же среднестатистический человек являет собой смешение обоих синдромов. И только интенсивность каждого из них имеет решающее значение для реализации человека, его поведения и его способности к самоизменениям". Будет справедливым вспомнить также о состоянии "некомпенсированной скуки", приводящей к насилию и деструктивности. Кто хоть сколько бы знает быт огромного большинства подростков городов и поселков России, наверное подтвердит, что это состояние типично для них. Справедливо и другое: сначала проявляется интерес к преступлениям, катастрофам, смотреть жестокие кровавые сцены по телевидению. Это избавляет от скуки. "Но от пассивного удовольствия по поводу жестоких сцен и насилия всего лишь шаг к многочисленным формам активного возбуждения, которое достигается ценой садистского и дестуктивного поведения" (СНОСКА: Там же, с.216). Субкультура криминальных групп дает богатые возможности для такого поведения. Начальной фазой образования такой группы обычно бывает "группа-компания" (по А.Р.Ратинову (СНОСКА: Личность преступника как объект психологического исследования. Сб.научных трудов под ред.А.Р.Ратинова. М., 1979)) или предкриминальная группа (по И.П.Башкатову (СНОСКА: Башкатов И.П. Психология групп несовершеннолетних правонарушителей (социальнопсихологические особенности). М., 1993)). Эти группы несовршеннолетних чаще всего складываются по "домовому" или "уличному" признаку. Они немногочисленны - состоят из трех-шести человек. О своих занятиях они говорят так: "...играем в карты, в козла", "...гоняем шайбу или футбол", "...собираемся вместе, курим, выпиваем, просто гуляем по улице", "...когда холодно или сыро, забираемся в сарай, подъезд, на чердак, рассказываем анекдоты, дурачимся", "...главное собраться вместе, а там что-нибудь придумаем". Лидирует в такой группе обычно "крутой" парень, известный связями с уголовным миром, отбывший наказание. Это только прибавляет ему авторитет. Основное состояние группы такого типа, это, по Э.Фромму, "некомпенсированная скука". От нее избавляются, беспричинно разрушая уличные сооружения (телефонные будки, павильоны на остановках и т.п.), приставая к прохожим, ища повод для драки, применяя наркотики. Решающим толчком обычно бывает слово вожака, по этому слову группа легко идет на правонарушение, а со временем - и на преступление.