Все то, что делает Служкин, по меньшей мере, странно с точки зрения педагогических хрестоматий. Однако его собственные характеристики вполне согласуются с целями и задачами, определяемыми для деятельности тоже им самим. (Причем нельзя сказать, что у Служкина был хоть какой-то шанс задать предварительно  цели своему курсу географии и тем более школьному образованию, в которое он оказался втянут как в уже происходящий процесс!)  Получается, то, что он выбирает, это быть самим собой, - и выбирает очень активно.

Еще раз уточним, каковы версии существования миссии для учителя.

"Как  педагогический автомат", с лозунгом "Ничего личного!" – это одна версия, с   усмирённой, иссушенной, задушенной субъектностью. Если у учителей-людей и есть какие-то свои интересы, специфичные для них жизненные линии и т.д., все это они оставляют за рамками себя как учителей-деятелей в качестве недопустимого содержимого - так же, как пассажиры в аэропорту перед контролем оставляют свои бутылочки с водой. В этой версии  сама идея миссии вытесняется понятием  долга  (вмененной ответственности). Здесь понятие "миссии" (как долга перед государством и т.д.), если используется, то только как отчуждаемое. И если учитель как "модель человека" таков и представляет ученикам такой способ быть человеком, то  ученики учатся следовать этой модели  - способу, как человек может отчуждаться от себя, человека. Это не очень легко, и у учителей уходит много энергии на то, чтобы ввести природную стихию в ту схему, которой они сами долго учились. (Заметим, что Служкин не обременяет себя подобной борьбой со стихией, - он предпочитает со стихиями взаимодействовать. Не так ли следует трактовать и его собственное "разнузданное поведение" с подростками-шалопаями – как принятие вызова их стихии без попытки укрыться на защищенной "цивилизованной" территории?) Так образование превращается в процесс отчуждающей переработки.

"Как душный родитель" может быть названа другая описанная версия, в ней миссия понимается так же абсолютистски, как в миссионерской деятельности. "Миссия" для учителя здесь будет подразумевать личную ответственность как долг, то есть вмененная ответственность присутствует, но как неотчуждаемая.   Поскольку своя субъектность при  миссионерском подходе понимаемая как объективность, то проблема миссии учителя в этом случае касается в итоге впадения учителей во властные отношения с учениками. Если  "моя правда" – это  истина (абсолютна), то она как всеобщая настойчиво навязывается другим,  оказывается обязательной для других и так задает властные рамки. (В романе А. Иванова завуч Угроза Борисовна – живой и типичный пример такого учителя-миссионера, "душного родителя").