Специфическая человеческая психика со всеми ее уникальными особенностями и возникает (а не «пробуждается») только как функция специфически человеческой жизнедеятельности, созидающей мир культуры, мир вещей, созданных человеком для человека.

Особенность жизнедеятельности, ведущей к возникновению и развитию человеческой психики, состоит в том, что она осуществляется ребенком совместно с воспитателем. Эта «совместно-разделенная» деятельность организуется таким образом, чтобы ребенок постепенно перенимал все те специфические способы осознанного взаимодействия со средой, которые предметно зафиксированы в формах вещей, созданных человеком для человека. Активно осваивая мир вещей, ребенок осваивает и опредмеченный в них общественно-человеческий разум с его логикой, т. е. превращается в разумное существо, в полномочного представителя человеческого рода, тогда как до этого (и вне этого) он был и оставался бы лишь представителем биологического вида, т. е. не обрел бы ни мания, ни воли, ни интеллекта (разума). Ибо разум («дух») предметно зафиксирован не в биологически заданной морфологии тела и мозга индивида, а прежде всего в продуктах его труда и потому индивидуально может воспроизводиться лишь через процесс активного присвоения вещей, созданных человеком для человека, через усвоение способности этими вещами по-человечески пользоваться и распоряжаться. И это происходит раньше, чем человек усваивает язык, слово, речь. Более того, сформировавшийся уже интеллект составляет необходимую предпосылку усвоения речи. Раз он сформирован — слово усваивается легко. В обратном же порядке нельзя сформировать ни того, ни другого.        

Практически стадия «первоначального очеловечивания» слепоглухонемого ребенка выглядит так: взрослый вкладывает в ручонку ребенка ложку, берет эту ручонку в свою умелую руку и руководит ею (тут это слово приходится понимать вполне буквально, в его первозданном смысле) до тех пор, пока ручонка ребенка, вначале пассивная, как плеть, или даже оказывающая сопротивление «неестественному», биологически совершенно нелепому способу утоления голода, не начинает обнаруживать робкие и неуклюжие попытка самостоятельно совершать те же движения, как бы помогая руке взрослого. Это труд, требующий от воспитателя не только огромного терпения, настойчивости, но — что бесконечно важнее — острейшей внимательности к малейшему проявлению самостоятельности, к едва заметному намеку на нее со стороны малыша. Как только такой намек появился, сразу же воспитатель ослабляет руководящее усилие. И продолжает ослаблять его в той мере, в какой усиливается активность руки малыша.