Затем бросает игрушки. Подбегает к столу, стоящему на другом конце комнаты, включает и выключает настольную лампу. Возвращается назад. Поднимает Буратино с пола и кладет его на плиту. «Вот! Буратино улегся на плиту и лежит».

Бросается на пол, начинает громко смеяться. Перекатывается несколько раз по полу. Смеется. Вновь садится к столику, на котором раньше разложила посуду. Перебирает ложечки, постукивает друг о друга. Рассыпает по полу, собирает. Опять рассыпает. Некоторое время бездейственно сидит на полу. Затем начинает бить ложкой по тарелке. Ни к кому не обращаясь, говорит: «А когда меня выпишут домой? Я балуюсь дома. Я ей, бабушке своей, делаю больно. Смешно? Все. Я включила плиту и туда Буратино положила. Мне его не жалко». Сидит около стола. Скребет тарелкой по тарелке, прислушивается к звуку.

Как видно из примера, девочка или возвращалась на некоторое время к прерванной игре, или, что было совершенно лишено какой-либо игровой логики, переходила к другой роли и сюжету, который также не получал развития.

Часто дети без всякой смысловой связи проигрывали все заданные экспериментальной ситуацией сюжеты, по нескольку раз возвращаясь к некоторым из них. При этом время разыгрывания одного сюжета иногда бывало чрезвычайно коротким. Ребенок мог произнести одну-две фразы, выполнить одно действие, а затем перейти к действиям с неигровыми предметами или к игре по новому сюжету. Особенно отчетливо неустойчивый характер игры больных детей выступает при сравнении с динамикой игры здоровых детей, что отражено на рис. 1. (стр.236)

Из рис. 1 видно, что за 40 минут игры здоровым ребенком проиграно четыре, больным - девять ролей. Смен игровых ролей (в том числе возвратов к уже разыгранным) у здорового - семь, у больного - двадцать шесть.

Как видно из рисунка, игра больных детей представляла собой беспорядочные, лишенные игровой логики Жреходы от одних сюжетов к другим. Создавалось впе-чатление бездумности и случайности поведения.