Можно полностью согласиться с А. Р. Лурия, который пишет: «...Как компетентность в языке (языковая способность - Авт.), так и «применения» языка (языковая активность - Авт.) не появились сразу и не являются двумя независимыми явлениями. Можно думать, что сама «компетентность» в языке является результатом развития его применения и что только в результате активного отражения действительности и активного общения у ребенка возникает понимание языка.

Есть все основания считать, что генетические корни языка следует искать... в тех формах конкретных человеческих действий, в которых осуществляется отражение внешней действительности и формирование субъективного образа объективного мира, основных приемов общения ребенка с окружающими... Вот почему «глубинные синтаксические структуры»... следует считать... отражением основных реальных отношений, существующих в действительности и проявляющихся во всей, в том числе и в неречевой, деятельности человека» (Лурия, 1975, с. 148; см. также Лурия, 1979; Курманбаев, 1975).

Подробный теоретический анализ концепции «врожденных знаний» с позиций, изложенных здесь словами А. Р. Лурия, был осуществлен А. М. Шахнаровичем (например, Шахнарович, 1987; Шахнарович и Юрьева, 1990; Шахнарович иЛендел, 1978) и Н. В. Уфимцевой (например, 1994; 1993). А. М. Шахнарович формулирует эти (альтернативные Н. Хомскому) позиции так: «Компоненты языка усваиваются ребенком постепенно в ходе речевого общения (языковой практики) на основе предметных (орудийных) действий и предметной деятельности» (1987, с.23). Критику теории врожденных знаний с близких позиций (см. также Марголис, 1986; Sfeinberg, 1993; List, 1981). Даже ученики Н. Хомского и Дж. Миллера Д. Слобин и Т. Бивер (Слобин и Грин, 1976; Bever, 1970) в 1970-1980-х гг. пришли к мысли, что так называемые врожденные знания, ответственные за усвоение языка, имеют социальную и когнитивную природу. Целый ряд других авторов также полностью отказался от догм теории врожденных знаний (см.: Психолингвистика. Сборник статей, 1984).