Несколько направлений теоретической психолингвистики не рассматриваются в настоящей книге, хотя литература по ним существует. Мы имеем в виду в первую очередь развиваемую Т. М. Дридзе семиосоциопсихологию (Дридзе, 1984) и теорию речевой коммуникации, наиболее фундаментально обоснованную Е. Ф. Тарасовым (Тарасов, 1979). Оба эти направления, стоящие на грани психолингвистики и соответственно социальной психологии и социологии, слишком специфичны по своему понятийному аппарату и решаемым ими задачам. По той же логике в книге не рассматриваются психолингвистические вопросы, связанные с языковой нормой и культурой речи: см. об этой проблематике (Костомаров, Леонтьев, Шварцкопф, 1974). Совершенно особый круг вопросов связан с вербальным и предметным значением. Мы затрагиваем этот круг вопросов лишь частично.

Наконец, в рамках «классического» общего языкознания существуют идеи и подходы, восходящие к психолингвистике, но развиваемые в пределах именно лингвистики как таковой. Назовем здесь три таких подхода. Наиболее известна теория «языковой личности» Ю. Н. Караулова (Караулов, 1987). По преимуществу лингвистический, а не психолингвистический характер носит концепция, изложенная в недавней книге А. Е. Супруна «Лекции по теории речевой деятельности» (Супрун, 1996). А. Е. Супруну принадлежат и собственно психолингвистические исследования, например (Супрун и Клименко, 1974). Наконец, совершенно особую концепцию развивает Б. Ю. Норман (Норман, 1994).

Отдельные психолингвистические проблемы, скорее ориентированные на «чистую» психологию, но тем не менее не решаемые без привлечения концептуального аппарата и методов психолингвистики, также не рассматриваются в настоящем пособии. В качестве примера приведем исследования Э. Л. Носенко по особенностям речи в состоянии эмоциональной напряженности (1975; 1981). Другой пример - исследования Р. М. Фрумкиной и ее группы по восприятию и использованию цветообозначений и другие работы, связанные с проблематикой «лингвистической относительности» (Фрумкина, 1978; Сорокин, 1974, и др.).