Девятая стадия предполагает психологический развод и новое заключение брака. Это мощная индивидуация одной и другой цельных личностей из пары; это рискованнейший прыжок, усиливающий и расширяющий амплитуду раскачивании в диалектическом танце. Полная индивидуация – открытие радости и боли психологического развода – подготовливает полную зрелость и позволяет внимательно отнестись к опасностям отказа от решения продолжать жизнь в единстве команды.

Десятая стадия в процессе здорового развития брака, быть может, одна из самых важных, часто наступает не в такой последовательности, какую я тут изобразил. Это рождение первого ребенка и, разумеется, рождение второго. Биологическая триангуляция в результате появления ребенка вызывает неимоверное напряжение в "Мы" брака.

Она также несет в себе возможность ясно осознать, что "Мы" пары существенно важно, чтобы ребенок сам определил границы своего отделения и свою сопринадлежность, а не чтобы это решили за него беспокойные родители.

Когда появляется ребенок, триангуляция возникает на двух уровнях. Две пары новых дедушек и бабушек стоят перед проблемой, чей это внук – его рода или ее. На кого похож? Как себя ведет? Какие семейные проблемы и черты отразились в нем? Все это становится тайной или явной борьбой, являющейся частью агонии и восторга семейной жизни.

В то же время в брачной паре внезапно возникает новый треугольник матери и отца. Мать девять месяцев вкладывает себя в свое новое "я", а отец лишен такого биологического единства. Конечно, супруги на психологическом и социальном уровне пытаются исправить подобную ситуацию скрытого развода и стараются изо всех сил. Но все же то необусловленное принятие, которое мать получает от ребенка, лишь в слабой степени распространяется на отца, и вопрос о том, кто в этом треугольнике с кем соединен, все время тревожит новое, состоящее из двух поколений единство.

Позволю себе отступление. Мне кажется, что первый ребенок неизбежно становится маминой мамой – тем, кто дает молодой матери ту безопасность, которую прежде она получала от своей матери. Эта динамика незаметна в семье, ее легко поставить под сомнение. Продолжая фантазировать, я следующим ходом предполагаю, что второй ребенок становится мамой для своего отца, давая ему чувство прочности и безопасности, которое давала ему в детстве мать. Я предполагаю, что третий ребенок появляется для того, чтобы мать могла удостовериться, что сердце отца принадлежит семье, а не отдано деньгам, гольфу, другой женщине, работе или телевизору. И, наконец, у четвертого ребенка есть шанс стать по-настоящему свободной личностью, без символического бремени, запечатлевшегося на психологии предыдущих троих детей.