Новый гуманизм: от философии к психологии

Благодаря трудам К. Роджерса в научной психологии была сформулирована новая концепция человека и его природы. Она радикально отличается от господствовавших в ней ранее психоаналитических и бихевиористских представлений, в соответствии с которыми человеческая природа изначально и по своему существу зла и несовершенна. Оппонентами подобных представлений, восходящих к постулатам социализированного (церковного) христианства о греховности человеческой природы и глубоко укоренившихся в западной культуре, традиционно были философы. Вплоть до середины XX в. эта «гуманистическая оппозиция» оставалась философской, хотя при этом она все более и более психологизировалась: от философии Возрождения и Просвещения через классическую немецкую философию и материализм Л.Фейербаха и К. Маркса к персонализму и экзистенциализму. Этот последний переход четко обозначил М. Бубер: «Маркс, ограничившись человеческим миром, лишь за ним и признал надежное будущее, и эта уверенность, будучи по своему происхождению диалектической, оказывает вполне реальное действие. Но в нынешнем упорядоченном хаосе исторических катаклизмов (имеется в виду полная исторических катастроф первая половина XX в. — А. О.) гибнет и эта уверенность. С умиротворенностью покончено; нарождается новый антропологический страх; вопрос о сущности человека встает перед нами во весь рост — и уже не в философском одеянии, но в экзистенциальной наготе. Никакие диалектические гарантии не удержат человека от падения; лишь от него самого зависит, сделает ли он последний шаг к краю бездны. Силы для этого шага он почерпнет уже не из картин надежно обеспеченного будущего, а из тех глубин безнадежности, где его отчаявшееся сознание найдет свой ответ на вопрос о сущности человеческого бытия» [7, с. 100].

Лишь во второй половине XX в. к этой философской гуманистической оппозиции примкнули психологи и психотерапевты (А.Маслоу, К.Местакес, Р.Мэй, К.Роджерс). Отчетливая психологизация современного гуманизма оправдана и понятна: гуманизация мира невозможна без гуманизации его сердцевины — человека.