Новая психология детства

Слабый может спасти сильного, бедный — богатого, наивный — умного. Эта истина Нового Завета почти две тысячи лет фактически игнорировалась миром взрослых как одна из издержек его «чрезмерной метафоричности». А между тем все евангелия пронизаны совершенно особым, уважительным и почтительным отношением к детям и детству. В качестве примера приведем всего лишь одну цитату. В Евангелии от Матфея (18, 1 — 14) говорится: «...ученики приступили к Иисусу и сказали: кто больше в Царствии Небесном? Иисус, призвав дитя, поставил его посреди них и сказал: истинно говорю вам, если не обратитесь и не будете, как дети, не войдете в Царствие Небесное; итак, кто умалится, как это дитя, тот и больше в Царствии Небесном; и кто примет одно такое дитя во имя Мое, тот Меня принимает; а кто соблазнит одного из малых сих, верующих в Меня, тому лучше было бы, если бы повесили ему мельничный жернов на шею и потопили его во глубине морской. Горе миру от соблазнов, ибо надобно прийти соблазнам; но горе тому человеку, через которого соблазн приходит. ...Смотрите, не презирайте ни одного из малых сих...» [73, с. 1034—1035].

В XIX в. эту истину проповедовал Ф.М.Достоевский, открыто оспоривший «счастье» мира взрослости, построенное на загубленной жизни ребенка. Особость, особенность мира детства Ф.М.Достоевский воспринимал обостренно. В романе «Братья Карамазовы» это обостренное восприятие выражено, в частности, примечательной фразой Ивана Карамазова: «Дети, пока дети, до семи лет например, страшно отстоят от людей: совсем будто другое существо и с другою породой» [86, с. 217].

В XX в. эта истина перешла от Ф. М.Достоевского и Л. Н.Толстого к Г. Гольдшмиту (Я.Корчаку) и А. Сент-Экзюпери — подлинным идеологам новой человечности. Они каким-то непонятным образом, недоступным подавляющему большинству взрослых, были способны воспринимать природу, «чистую культуру» мира детства, позволяли ей быть такой, какая она есть, умели вступать в диалог с этой культурой. Г. Гольдшмит всем своим творчеством утверждал «право ребенка быть тем, что он есть» [16]. В его замечательных книгах есть и прямые обвинения в адрес традиционной психологии детства. Вот лишь один из примеров: «Исследователи решили, что человек зрелый руководствуется серьезными побуждениями, ребенок импульсивен; взрослый логичен, ребенок во власти прихоти воображения; у взрослого есть характер, определенный моральный облик, ребенок запутался в хаосе инстинктов и желаний. Ребенка изучают не как отличающуюся, а как низшую, более слабую и бедную психическую организацию. Будто все взрослые — ученые профессора. А взрослый — это сплошной винегрет, захолустье взглядов и убеждений, психология стада, суеверие и привычки, легкомысленные поступки отцов и матерей, взрослая жизнь сплошь, от начала до конца, безответственна!» [16, с. 22].