У тех, кто вышел на более высокий уровень адаптации, процесс самоотрицания обычно более заметен. Их потребности вытеснены и/или выражаются в минимальной степени. В действительности эти особы часто воспринимают свои потребности, как чуждые или плохие и требуется исключительная неудовлетворенность, прежде чем они начнут считать их правомочными. Процесс адаптации у таких функционирующих на высоком уровне личностей часто заключается в принятии на себя порядочной ответственности за заботу о других, что часто наблюдается у взрослых детей алкоголиков. Они часто проявляют тенденцию к возложению на себя обязанностей намного больше, чем реально в состоянии выполнять, окончательно попадая в кризис и не давая такой поддержки, которую обещали Именно в такие периоды отчаяния их потребности проявляются с такой интенсивностью, что требуют быть признанными и — по крайней мере в некоторой степени — удовлетворенными. Однако когда с таким трудом и так болезненно отвоеванное удовлетворение оказывается допущенным (часто с чувством вины), человек очень быстро возвращается к стереотипу отрицания своих потребностей и попыток поощрения потребностей других людей. Как мне кажется, в этом процессе адаптации, предпринимаются попытки 1) поддержания контакта с окружением, которое принципиально не приносит удовлетворения собственных потребностей; 2) переживания суррогатного удовлетворения своих потребностей; 3) «обслуживания» других, чтобы хотя бы они могли удовлетворить свое self.

Данные исследований развития, как наблюдения, так и эксперименты, а также психоаналитическая теория, подтверждают эту самоблокировку потребностей и попытки окружить заботой незадачливого опекуна, появляющиеся уже в самый ранний период жизни. Исследования развития показывают, что младенцы способны реагировать эмпатией на тревогу других людей (Sagi, Haffman 1976; Simner, 1971), что очень рано и быстро способны приспосабливаться к переживаниям фрустраций, касающихся проблем питания (Gunther, 1961), что после десяти месяцев они владеют разными реакциями на проявляемые матерью радость, злость и грусть (Haviland, Lelwica, 1987). Трехмесячный малыш реагирует иначе на чью-то депрессию, выражаемую экспрессией лица и тоном голоса (Tronick и др., 1982). К девяти месяцам ребенок способен заметить согласие между собственным состоянием чувств и эмоциональной экспрессией, появляющейся на чьем-то лице (МасKain и др., 1985) и демонстрировать свое эмпатическое приспособление путем копирования состояния чувств матери (Stern, 1985). По истечении десяти месяцев он уже проявляет способность гармонизации с реакциями радости и злости (Haviland, Lelwica, 1987). Более того, Stern (1985) приводит данные, которые подтверждают мнение, что качество привязанности, которого мы достигаем на первом году жизни, является совершенным фактором, определяющим состояние наших создаваемых другими способами отношений на последующие 5 лет».