Прогулки с Ксюшей всегда были затруднительны. На детской площадке Ксюша почти не общалась с детьми. Ее сверстники уже хорошо разговаривали и могли подолгу болтать друг с дружкой. Ксюшин же лексикон был очень беден и состоял всего из нескольких исковерканных слов, почти всегда непонятных окружающим.

Когда дети не понимали Ксюшу, а она не могла им объяснить то, что хочет, Ксюша хватала их игрушки, ломала, бросала их или била. Дети убегали от нее и начинали в отместку ее дразнить («бе—бе—бе, ме—ме— ме»), показывали ей язык, кривлялись.

Все это очень ранило Светлану. Она пыталась, в меру собственных знаний, как-то объяснять дочери то, как следовало бы играть, и что нужно для этого. Но в присутствии детей и их мам (а для Ксюши и двух, трех человек было слишком много), она становилась возбужденной и необузданной.

Так случилось и на этот раз. Ксюша судорожно вцепилась в руль велосипеда, но катить его спокойно не могла: мешали ноги. Она все время спотыкалась. Чтобы дочь не упала, Светлана поддерживала ее и помогала катить велосипед. Девочка изо всех сил тянула мать в сторону детской площадки. «Наверное, хочет похвастаться,»— решила Светлана.

На дорожке возле детской площадки катались на велосипедах двое детей. Одна девочка подъехала к Ксюше и остановилась. Она стала внимательно разглядывать Ксюшу и ее новенький велосипед.

Ксюше захотелось показать, что она может. Она попыталась сесть на велосипед. Светлана стала ей помогать. Но Ксюшины ножки соскальзывали с педалей, и ничего не получалось. Ксюша стала бессмысленно хохотать и хлопать ладошками по рулю. Из уголков ее рта тонкой струйкой потекла слюна. Подошли еще дети, а за ними подтянулись и ...их мамы.

Одна из них, уже знакомая Светлане своей словоохотливостью, сразу же выступила:

— Ой, да за чем же ты ее на велосипед-то усадила. Ходить-то не ходит, думаешь поедет?

Светлане стало не по себе от этих слов. Кровь прилила к лицу, язык словно присох. Она промолчала, опустив глаза. За нее ответила другая мама: