Психология, о которой мы здесь говорим, стремится дать сведения об элементах сознания, которые необходимы и достаточны для того, чтобы построить все здание или все течение индивидуальной душевной жизни. В ней проявляется подражание методам, которые являются продуктивными в естественных науках. Образ психических атомов (частичек сознания) применяется для того, чтобы сделать ясным самый план, намерение этих синтетических методов. Оно осуществляется разными психологами по-разному. Многие пытаются сделать один класс душевных элементов первичным, а другие - выводить из него. Гербарт стремился построить душевную жизнь как механику представлений, в которой чувства и стремления играли роль лишь призраков представлений, которые являются единственно первичными. Мюнстерберг в своей физиологической психологии пытался установить в качестве психического атома простое ощущение. Положение мало меняется, когда душа рассматривается не как субстанциональная сущность, но как процесс (Вундт). Тогда место элементов занимают простейшие процессы. Не всегда идут так далеко, чтобы определить только вид элементов или процессов в качестве первичных. Многие психологи останавливаются на ограниченном числе основных классов, душевных элементов. Известным примером является деление на представление, чувство и волю. Эти классы подразделяются еще дальше.

Не представляет интереса рассматривать здесь все эти попытки и критиковать их по отдельности. Конечно, нельзя иметь ничего против попыток назвать общим именем явления, которые в переживании выступают как однородные и основные, а затем применить это имя ко всем описаниям сначала простых, а затем запутанных душевных явлений. Но возникает вопрос: получим ли мы благодаря этой работе все, что должна дать психология? И здесь обнаруживается странный факт, что ничего существенного для понимания душевных процессов это не дает. Никто не сомневается в том, что писатель, историк, духовник и воспитатель являются хорошими психологами в общепринятом смысле. Но характерно, что те, которые достигают в этой области наивысших пределов, часто не знают о психологии элементов. «Психология», например, в «Romeo und Julia a'uf dem Dor-fe» Г. Келлера не имела дела с этой формой анализа. Происходит что-то другое, разделяю ли я комплексный душевный процесс на его элементы или я включаю его как целое в дальнейшие смысловые связи. Когда Моисей рассердился на еврейский народ, он пребывал в состоянии аффекта. Можно было бы разложить это состояние на составляющие его представления и чувства, выделить характер течения и ритм этих чувств, отметить содержащиеся в «их напряжение и расслабление. Но историк принимает все это как известное и имеет дело с описанием комплексного состояния2. Тот, кто должен психологически осветить решение исторической личности, не будет расчленять его на представления, чувства и желания, «о спросит о мотиве, который привел к таким последствиям, и включит его в связь с историческим смыслом и ценностью. Духовно-иаучное мышление идет, как правило, не назад к последнему различимому элементу, но останавливается на высшем понятийном пласте и берет внутренний процесс как определенное смысловое целое, которое принадлежит к одной духовной ситуации и воспринимает ее значение. Никогда не слышали, чтобы писатель смешивал представления, чувства и желания и таким образом создавал бы из них душевный мир своего героя, но все эти моменты стоят перед его воображением, равно как и полное смысла целое. Вообще, по-видимому, научная ограниченность психологии элементов состоит в том, что она разрушает полную смысла связь душевного. Ее метод можно сравнить с вивисекцией лягушки. Тот, кто рассекает лягушку, изучает ее внутреннее строение и с помощью размышления знакомится также с физиологическими функциями ее органов. Однако он не может ожидать, что снова соединит эти части и создаст из них живую лягушку. Также мало с помощью синтеза психических элементов можно обнаружить душу со всеми ее жизненными связями, полными смысла, относящимися ко всему духовному окружению. Полная смысла связь первична, и в ней впервые анализ различает те элементы, которые отнюдь не дают основания для понимания целого. Вундт признал это положение вещей в методических основах своей психологии через введение так называемого принципа творческого синтеза и принципа связующего анализа. Но он пытался также построить психологию элементов. Об этом уже свидетельствует структура его классических основ, которые начинаются с душевных элементов, далее идет образование их в комплексы и, наконец, переходит к душевному развитию. Но Вундт очень сильно подчеркивал, что свойства продукта, составленного из элементов, не произошли из свойств элементов. То, что Милль назвал психической химией, Вундт обозначил, как творческий синтез: сложный продукт содержит свойства, которые не выводятся из составляющих частей; но этим, собственно говоря, выдвигался не закон творческого синтеза - ведь это было бы законом, который выражал бы иррациональную закономерную неощутимую связь. Более того, названный принцип, мне кажется, можно назвать только постоянной ошибкой метода, предложенного Вундтом. Духовный внутренний мир также нельзя строить из элементов, как нельзя построить тело из материальных частичек. Целое есть первичное, анализ имеет смысл и значение лишь постольку, поскольку найденные элементы и моменты мыслятся в целом. Я обернул бы точку зрения и принцип творческого синтеза заменил бы принципом расчленяющего анализа.