В более патологических случаях психическое потрясение, которое испытывают от известия подростки, сразу захватывает их полностью. Возникает двойственное отношение к услышанному: чувство непоправимой беды, «обвала», «чудовищной нереальности» и недоверия («не может этого быть»). Страх, тревога, подавленность сразу становятся ведущими. Подростки не сразу сообщают об этом «родителям», но всеми доступными способами в ближайшие дни и недели ищут доказательства противного. Вглядываются в лица «родителей», еще недавно близких, любимых и сразу ставших чужими, далекими, сравнивают себя с ними, рассматривают альбомы с фотографиями, роются в документах, «хитро ведут следствие». Если доказательства сиротства находятся, подростки ничего не сообщают «родителям», если не находятся, начинают расспрашивать их.

И в том, и в другом случаях переживания приобретают все более доминирующий, сверхценный характер («я никому не нужен», «как хорошо притворялись», «жизнь окончена» и пр.). Все мысли поглощены переживаниями своего сиротства, хотя в реальности ничего не случилось, их по-прежнему любят, считают «своими». Затем начинаются поведенческие нарушения. Подростки, переоценив все, что было в отношениях с «родителями», становятся агрессивными по отношению к ним. Это обычно не доходит до прямой агрессии, но все поступки свидетельствуют об их враждебности. Поведение их становится протестным, оппозиционным, негативистичным, все делают назло, чтобы причинить душевную боль. Очень часто начинаются побеги из дома, реже они совсем покидают «отчий дом», иногда бывают случаи завершенных суицидов. В целом значительно чаще при правильной тактике родителей, при своевременном обращении к психиатру и лечении такие состояния проходят в течение месяца, но выход из них оказывается медленным и неполным. Эти психогенные депрессии падают часто на сенсибилизированную прошлыми психогениями почву и сами становятся благоприятной почвой для последующих психогенных воздействий. В качестве примера приводим следующее наблюдение.