Путями, принципиально отличными от выбранных любым представителем традиционной психологии, подходят к анализу проблемы смысла и установки А.Н Леонтьев и Д.Н.Узнадзе. Они, как уже отмечалось выше, отказываются от всяческих попыток построения психологической науки на основе постулата непосредственности. Таким образом, между их теориями нет той преграды, которая отделяет эти теории вообще и представления о факторе, определяющем пристрастность психического отражения, в частности, от любых других теорий и представлений об установке и смысле в традиционной психологии. Близость идеи Д.Н.Узнадзе об установке и идеи A.RЛеонтьева о личностном смысле неоднократно отмечалась в отечественной литературе. Об этом говорил А.СПрангишвили (1973), замечая, что представления об установке как о психологическом выражении отношений между потребностью и ситуацией удовлетворения потребности перекликаются с концепцией A,HLЛеонтьева о «личностном смысле». На родственность этих понятий обращал внимание Ф.В.Бассин (1975)^ показывая, что неосозна-ваемость личностного смысла и неосознаваемость установки — разные стороны одного и того же явления. Вопрос о возможности рассмотрения личностного смысла как диспозиции социального поведения личности недавно анализировался ВАЯдовым (1975). Не раз затрагивали этот вопрос и исследователи, стоящие на позициях теории деятельности. Напомним, например, что один из ведущих представителей деятельностного подхода П.Я .Гальперин (1940, 1945) пришел к необходимости введения понятия «смысла» — отношения субъекта к знаниям — при изучении роли установок в мышлении и смысловых схем поведения. Глубокий анализ вопроса о связи установки и смысла дан А.В.Запорожцем при исследовании роли установки в регуляции человеческих движений, Б этих исследованиях впервые была проведена грань между содержанием установки и самой установкой. «Содержание установки не есть еще сама установка, О наличии последней можно говорить лишь в том случае, — писал А-В-Запорожец, — когда смысловой опыт, опыт отношения субъекта к определенному роду предметов, приобретенный в предшествующих действиях, в чем-то фиксируется, приобретает своего материального носителя и вследствие этого получает возможность аюуализироваться до нового действия, предвосхищая его характер к направление» {Запорожец, I960, с.387). Список исследований, в которых поднимается вопрос о связи личностного смысла и установки, можно было бы продолжить, но и этого уже достаточно, чтобы показать, что наши представления о личностном смысле как отражении в сознании отношения мотива к цели и о первичной установке как форме выражения этого отраженного в сознании отношения в регуляции деятельности вырастают не на пустом месте, а имеют свою предысторию. Эта предыстория, даже будучи взята сама по себе, могла бы привести к предположению о том, что понятия «общая первичная установка личности» и «личностный смысла описывают стороны какого-то одного общего механизма регуляции деятельности человека. Сопоставление же некоторых стержневых положений теорий Д.Н.Узнадзе и А.Н,Леонтьева, а также анализ ряда эмпирических фактов позволяют привести аргументы, говор5пцие в пользу этого предположения.