Живой, изменчивый интерес предстает перед нами то в виде мимолетного состояния, то в виде свойства личности, то, наконец, в виде проявления этого свойства в систематически повторяющихся переживаниях и деятельностях. Но мы сфокусируем наше внимание только на интересе как свойстве личности. С такого рода интересами мы сталкиваемся, когда констатируем, например, что главным жизненным интересом у Ч. Дарвина были научные исследования, у А. В. Суворова — интерес к военному делу, а у гроссмейстера М. Таля — интерес к шахматной игре.

Такой интерес проявляется не просто во внимании к тем или иным фактам, как нередко считают, а прежде всего в страстном и непреходящем увлечении определенной деятельностью. Это интерес, который не только нельзя противопоставить склонности, но который как раз и есть не что иное, как один из ее видов (другие два — приверженность к известного рода мечтам и воспоминаниям). Нельзя не согласиться с А. Г. Ковалевым, когда он, выступая против сведения интереса к одним познавательным устремлениям субъекта, пишет: “Психологи, разделяющие эту концепцию, по существу, суживают понятие “интерес”... Очевидно, что каждый интерес включает в какой-то мере познавательное отношение личности к объекту, но не может быть сведен к нему” .

Интерес проявляется и в “нацеленности” психических процессов, и в личной “приязни” к определенной деятельности, в побуждении к ней, и в особом эмоциональном отношении к окружающему миру. Именно такой, закрепившийся в личности в качестве особого побуждающего механизма ее поведения интерес и будет отправным для нашего анализа его природы и сущности. Необходимость указанного анализа диктуется неразрешенностью вопроса о взаимоотношениях интересов и потребностей. Здесь, в этом вопросе, — основной “узел” всех противоречий, всех дискуссий. Не “развязав” его, трудно двигаться дальше в развитии конкретных эмпирических исследований.

Основные высказанные по этому поводу точки зрения либо, отождествляют интерес с познавательной потребностью, либо сводят его к определенной форме самых разных потребностей (В. М. Шепель, Ю. В. Шаров, А. Г. Спиркин), либо, наконец, считают его особым, отличным от потребностей свойством или отношением личности (С. Л. Рубинштейн, А. Г. Ковалев и другие). Не имея возможности в данной книге внимательно проанализировать все “за” и “против” перечисленных точек зрения, скажем только, что с позиций той основной идеи, которая здесь развивается, нам представляется более приемлемой точка зрения С. Л. Рубинштейна, А. Г. Ковалева и Н. Г. Морозовой. Формулировка Н. Г. Морозовой, на наш взгляд, имеет несомненную эвристическую ценность для понимания особой природы интереса; интерес, читаем мы в ее монографии, — это “отношение, перерастающее в направленность личности”. Если понимать направленность как систему потребностей в отношении, то так, в сущности, оно и есть. Но Н. Г. Морозова, в соответствии со своим чисто “гностическим” толкованием интереса, под перерастанием отношения в направленность личности имела в виду “отвлечение познавательной деятельности от потребности”. Все же уже одно то, что исследовательница почувствовала невозможность трактовать интерес просто как познавательное или эмоциональное выражение потребности, представляется нам шагом вперед в познании его природы.