Однако, если рассмотреть вопрос более тщательно, можно убедиться, что и многие серьезные и ответственные виды деятельности совершаются в известной мере тоже ради почему-либо желанных переживаний. Не будем сейчас касаться сложных и, пожалуй, наиболее типичных случаев, где сам субъект не всегда осознает этот факт вполне адекватно. Их мы рассмотрим позднее. Но вот случай более простой. Приводим небольшой фрагмент из книги Н. М. Амосова “Мысли и сердце”.

“Разговор зашел о профессии хирурга. Кто, почему, зачем пришел в клинику и терпит эту собачью работу. Семен:

— Мне нравятся сильные ощущения во время операции... Когда в руках держишь сердце — это такое чувство!..

“Сильные ощущения” многих прельщают. В один период моей жизни нравились и мне. А сейчас как-то обидно за больных, что они являются объектом таких чувств... Но все равно нельзя сбросить этот стимул. За ощущения во время операции хирургов платить днями и ночами черновой работы... Пожалуй, плохого в этом нет”.

Когда-то нам довелось прочесть знаменательные слова, сказанные одним ученым-геологом: “Новое видит тот, у кого новая точка зрения”. Признаемся, что приведенный материал (как и массу неприведенного) мы с некоторых пор специально стали искать, веря, что найдем. Размышляя над мотивами собственной деятельности (причем деятельности самой разной), мы обнаружили, что, помимо всего прочего, часто ищем в ней и определенные переживания, хотя и не бывающие никогда вполне тождественными, но имеющие некий общий лейтмотив — тот “звук, тон”, о котором мы упоминали во Введениию. Ищем эмоции, почему-то имеющие для нас особую ценность.

Последующее обращение за сходными фактами к художественной и мемуарной литературе навело на мысль, что для разных лиц, видимо, существуют разные категории наиболее желанных переживаний, и это представляет большой интерес как для понимания личности, так и для возможности построения ее типологии.

Однако на пути к исследованию такой проблемы с самого начала встает принципиальной важности вопрос о том, какая фактическая ценность скрывается за признаваемой ценностью переживаний, за человеческим влечением к некоторым из них. Кое-что видно сразу. Нет, например, сомнения в том, что ценность определенным эмоциям могут придавать нравственные соображения. Более того, нравственные установки личности вообще всепроникающи и, очевидно, в той или иной мере они сказываются на оценке человеком любого своего переживания. Поэтому далеко не всякая однажды пережитая человеком приятная эмоция может стать в дальнейшем объектом его специальных поисков. Но в то же время ясно и другое: отнюдь не один лишь нравственный момент определяет ценностное отношение индивидуума к своим собственным эмоциям. И не он в данном случае главный (вспомним о ценности “сильных ощущений” в воспоминаниях Н. М. Амосова). Многие эмоции чем-то привлекательны сами по себе. Чем же? Как объяснить их притягательность?