Она стоит спиной ко мне, и поэтому не видит. Мама не знает, что я знаю, как это сделать. Я наливаю для нее сливки в кофейную чашку. Она поворачивается и замечает, что я делаю. Ее лицо застывает. ((Может ли умереть ветер, может ли весь мир стать мертвым?))

Вдруг она начинает смеяться. Подходит и обнимает меня, и смотрит прямо в глаза. В ее глазах я вижу удивление. [Глядя мне в глаза, она снова проигрывает всю эту сцену], удивление заполняет ее глаза и лицо второй волной. ((Я погружаюсь еще глубже. Новое течение поднимается из глубины наружу, ее глаза становятся нежнее, гораздо мягче и нежнее.))

Она смеется и возвращает нас назад, сюда.

Я запускаю руку в сахарницу и кладу в мамин кофе один кусочек сахара. Останавливаюсь. Затем кладу еще один... Я не могу удержаться от смеха, потому что знаю, что это правильно — два кусочка.

И она тоже смеется.

И мы вместе смеемся, смеемся и смеемся, ((и мчимся, подхваченные самым свежим и самым приятным, из всех бризов.))

История Джоя

Д.С.: А что было потом?

Джой: За завтраком мы смеялись, и СМЕЯЛИСЬ, и СМЕЯЛИСЬ... потому что это было очень смешно. И мы не переставали смеяться, потому что я удивил маму.

Д.С.: Правда?

Джой: Ну да, я положил один кусок сахара в кофе. А мама смотрела. Потом я положил еще один. А она смотрела. Я остановился, потому что два кусочка и надо было. И еще я налил в кофе сливки — пока мама не видела. Она повернулась, а все уже было сделано.

Д.С.: А что было еще?

Джой: Ну, ... мы пели вечернюю песню, оставшуюся со вчерашнего вечера, пели даже во время завтрака... Спеть ее?

Д.С.: Конечно.

Джой: Она поется так:

А в четырех уголках кровати стоят четыре букета цветов.

А в середине кровати течет глубокая река.

Все королевские лошади

смогли бы вместе пить воду там.

И мы могли бы спать там,

и мы могли бы спать там, о да,

до самого конца мира.

Д.С.: Замечательная песня. Джой: Ага.