Естественно, количество вариантов (при одном и том же внешнем рисунке игры) бесконечно. Игровой сценарий в этом смысле — что-то вроде линзы, в которой сходятся разные лучи. Таким образом, в серьезной терапии игру нужно рассматривать лишь как симптом, и, не останавливаясь на ее внешнем рисунке, «копать глубже».

Кстати, можно предположить, что такого рода полный, то есть доведенный до реальных мотивов анализ уже сам по себе до некоторой степени тера-певтичен, во всяком случае — для аналитика: если любитель обвинять ближних в «играх» за раздражающей его истеричкой, продолжающей играть в «Да, но...» (хотя ей это уже не раз «поставили на вид»), сумеет увидеть такого Заблудившегося Ребенка, и если при этом он сам еще не дошел до такой степени раздражения или обиды, чтобы потерять остатки Взрослости, — его реакция может сильно измениться.

Схематически техника дальнейшей терапевтической работы такова. Сначала конфликтующие «инстанции» тщательно отделяются друг от друга, «расплетаются». При этом присутствие терапевта (внешнего или внутреннего) должно обеспечить им безопасность и «право голоса». Затем их нужно усадить за «круглый стол», где они имеют возможность обнаружить, что у них есть некая общая действительность и общие интересы, в чем-то совпадающие, в чем-то конфликтующие.

Специфической особенностью игрового поведения как проблемы является то, что при переходе ко второму блоку, то есть поиску желательного способа поведения, последнее может оказаться различным для различных «сторон» внутреннего конфликта (то есть для различных субличностей). В такой работе следует выявить желания и интересы всех «заинтересованных субличностей» и только потом искать возможности их совмещения.