Если удается эту обратную связь восстановить (многие приемы для этого известны в гештальтте-рапии), это большой терапевтический успех. Собственно, это и значит, что «проблема оценки» снята: обратная связь принципиально несовместима с предвзятой оценкой.

Но готовность получать обратную связь от собеседников не всегда удается сформировать (или восстановить) сразу, прямо на группе (и даже если удается, то этот успех не всегда оказывается устойчивым), так что коммуникативный анализ необходимо продолжить.

Если не принимается обратная связь от реальных собеседников, то кто же, все-таки, дает оценKq Кто говорит Кате, что если она выскажет на группе свое мнение, то это — «не-окей»?

(Точнее нужно сказать так: кто-то убедил ее, что она вообще «не-окей», так что ей лучше не высовываться, а то все это заметят.)

Как правило, источник оценки удается обнаружить в личной истории. Нашей Кате, например, мама в детстве часто говорила, чтобы она помалкивала, когда взрослые разговаривают; а если она все-таки осмеливалась что-то сказать, мама ее высмеивала и тыкала носом в то, какую ерунду она ляпнула. Маме за нее было постоянно стыдно перед знакомыми.

Но почему же Кате неловко высказывать свое мнение сейчас, в группе, где мамы «физически» нет? Да и происходило все то, что ей вспомнилось, когда ей было лет пять, а сейчас ей — двадцать два.

Ответ на этот вопрос связан с психологическим понятием интериоризации. Подробнее мы о нем поговорим в следующей главе, а пока примем просто как факт (который каждый может проверить на личном опыте): некоторые оценки, которые мы получали в детстве, «прилипли» к нам и продолжают портить (или украшать) нам жизнь, когда детство давно кончилось.

То, что первоначально разворачивается как внешняя, ынтер-психическая коммуникация («мама сказала, что мне лучше помалкивать»), посредством процесса интериоризации становится внутренней, интра-психической самооценкой и нормой поведения («действительно, мне, дуре, лучше рта не раскрывать»).