2. Рассмотрим несколько примеров, чтобы практически прочувствовать эту разделенность.

Было время, когда я много работал со студентами и аспирантами разных ВУЗов. И одной из постоянно повторяющих тем работы была такая: «Я должна написать курсовую работу, а мне не хочется. И я не могу себя заставить. Как мне заставить себя сделать то, чего я не хочу делать?»

Попробуем разложить ситуацию на составляющие. Прежде всего, долженствование всегда имеет собственную коммуникативную структуру: кто-то Должен кому-то. Адресатом долженствования (тем, кому должны) может быть внешний человек, а может быть собственная субличность: «Я должен сам себе», — говорит клиент. Впрочем, внешний адресат тоже нуждается во внутреннем «представительстве»: даже раба (в отличие от «зомби») нельзя просто «заставить», в необходимости быть исполнительным его приходится убеждать (кнутом или/и пряником). Таким образом, «исполнитель Долженствования» оказывается разделенным на «собственно исполнителя» и «прораба» (он же -надсмотрщик). В случае, если человек должен «сам себе», мы можем рассадить по отдельным стульям «самого» и «себя».

Как очевидно из рассматриваемой ситуации, отношения между ними далеко не просты. Чаще всего доводы, в соответствии с которыми клиент должен нечто сделать, могут быть вполне понятны надсмотрщику, но совершенно непонятны исполнителю. А работать-то нужно последнему. Та «я», которая знает, что нужно писать курсовую работу, — это совершенно не та «я», которая будет (если будет) реально ее писать. У той «я», которая должна, в голове отношения с преподавателем (или мамой, или деканатом, ненужное подчеркнуть), а вовсе не формы английского герундия, о которых нужно писать. А у той «я», которой нужно было бы писать про формы герундия, в голове если не ветер, то приглянувшийся студент-однокурсник.

Возможно, отношения между этими фигурами подобны отношениям известных перлзовских «собак» - собаки-снизу и собаки-сверху (topdog и underdog). Одна приказывает, не очень рассчитывая на исполнение, другая чувствует себя виноватой, но не собирается ничего с этим делать. Впрочем, это уже интериоризованная (то есть перенесенная «вовнутрь») берновская «игра», об этом у нас пойдет речь гораздо позже.