Совсем иными были рисунки маленькой девочки, страдавшей неврозом навязчивости. Она иногда сопровождала иллюстрациями рассказы о своих анальных фантазиях, которые заполняли первую часть ее анализа. Так, например, она нарисовала сказочную страну, где все обильем дышит, в которой люди вместо того, чтобы проесть себе дорогу через горы каши и пирогов, как они это делают в сказке, должны съедать огромные кучи навоза. Кроме того, у меня есть целый ряд ее рисунков, которые изображают в нежнейших тонах цветы и сады и выполнены с величайшей тщательностью, чистотой и аккуратностью. Рисунки эти относятся к тому именно периоду, когда она рассказывала мне свои отвратительные анальные сны наяву.

Я боюсь, что я нарисовала вам до сих пор слишком идеальную картину соотношений при детском анализе. Члены семьи охотно дают необходимые сведения; ребенок сам оказывается усердным толкователем сновидений, рассказывает нам свои многочисленные дневные фантазии и доставляет нам, кроме того, целые серии интересных рисунков, на основании которых можно сделать те или иные выводы о его бессознательных побуждениях. После всего вышеизложенного, казалось бы, не совсем понятно, почему детский анализ до сих пор считается особенно трудной областью аналитической техники и почему многие аналитики заявляют, что они не знают, как приступить к лечению детей.

Ответить на это нетрудно. Все описанные мною преимущества аннулируются благодаря тому, что ребенок отказывается давать нам свободные ассоциации. Он ставит аналитика в затруднительное положение вследствие того, что основной прием, на котором построена собственно аналитическая техника, им почти совершенно неприменима. Требования, предъявляемые к взрослым пациентам, как то: удобное лежачее положение, сознательное решение не подвергать критике приходящие ему в голову мысли, сообщать аналитику все без исключения и обнажать, таким образом, то, что скрывается под поверхностью его сознания, находятся в явном противоречии с сущностью ребенка.